Наконец жесткое, запредельное должное и максимизация объема попускаемого выгодна огромной массе агентов государства и идеологических институтов, попам и чиновникам, учителям и начальникам, околоточным и сотрудникам ОБХСС. Любым иерархам, от самого низового уровня патриархального старшинства до вершин идеологической и государственной иерархии; т. е. для всех тех, кто ex oficio выступает как носитель должного. Каждый из них мог — не был обязан, об этом нигде не было сказано, но мог, и чаще всего пользовался этой возможностью — извлекать самые разнообразные психологические, денежные, статусные блага и преимущества из всех, кто в пределах подведомственности ежечасно уклонялся от должного.
Здесь мы касаемся одного интересного феномена. Дело в том, что чувство греховности — монопольная прерогатива «маленького человека». Это чувство стремительно иссякает по мере восхождения по социальной лестнице. Любой начальник осознается как агент-медиатор космического порядка. Иными словами, как держатель и сеятель должного. Чем выше он к абсолютному источнику Порядка, тем более снимается с него априорная всеобщая вина. Прегрешения начальника отступают, снимаются природой Власти, которая тождественна должному по понятию. Греховность человека давным-давно поставлена на службу теми, кто поднялся хотя бы на одну социальную ступеньку выше несчастного грешника. И чем глубже и искреннее переживание своей греховности, тем больше «навар» ревнителей должного93. Должное поддерживается, воспроизводится и расширяется мощнейшим и широчайшим социальным интересом.
Итак, исследование выявляет социальный интерес со стороны властных институтов в том, чтобы формулировки должного оказывались практически невыполнимыми, а сами эти институты и их агенты с позиции должного не подлежали суду подвластных. В результате, властные и идеологические институты «приватизируют» преимущества, вытекающих из статуса хранителя должного. В общем случае любой агент власти обретает возможность извлекать самые разнообразные статусные, психологические, имущественные блага из факта несоответствия реальной социальной практики должному в пределах подведомственности.
74 Это свидетельствует о том, что системообразующая компонента личностного сознания может находиться в конфликте с природой общекультурной и профессиональной сферы того же сознания. Синкрезис обладает потенцией обнимать в себя разные диссистемные по отношению к синкретическому сознанию блоки. До некоторых пределов, разумеется.
75 Касьянова К. О русском национальном характере. М., 1994. С. 229.
76 Там же. С. 240.
77 Сущее // Философский энциклопедический словарь. М., 1983. С. 65.
78 Иными словами, у сущего допускаются какие то свои законы, действующие в актуальной реальности. Но они оцениваются как профанные, не заслуживающие серьезного интереса. Ибо последние во-первых преходящи и сгинут в акте торжества должного и во-вторых они противоречат должному. Это законы греховного, пронизанного человеческими слабостями мира.
79 Федотов Г.П. Судьба и грехи России. СПб., 1992. Т. 2. С. 149.
80 В этом месте живо вспоминается четырехлетняя девочка описанная Корнеем Чуковским. Когда происходило, что-нибудь неприятное для нее, девочка угрожающе говорила — «Сейчас зажмурюсь». Милое дитя искренне полагало, что в тот момент, когда она закрывает глаза, — мир исчезает.
81 Касьянова К. Указ. соч. С. 223–225.
82 Брокгауз — Ефрон. Философский словарь / Под ред. Э.Л. Радлова. СПб., 1904. С. 116.
83 Юнин Г. У подножья сапога // Завтра. 1993. Ноябрь, № 3.
84 Лобанов М. Русские обновленцы // Там же. 1993. Декабрь.
85 И чем жестче и запредельнее модель должного, чем дальше она от человеческой природы, тем шире объем попускаемого.
86 На самом деле существовал специфический язык для описания этой сферы, хотя и крайне примитивный. Однако, и это показательно, он нес мощнейший заряд табуации и профанации. Существовал и пласт фольклора. Но, эта часть культуры восходила к язычеству и носила характер неприличного, табуированного, тайного знания. Вся эта сфера относилась к тому самому пласту культуры, который отсутствовал в ее автомодели.
87 См. например. Федотов Г. Святые древней Руси. М., 1990.
88 Эймундова сага. Сказание об Эймунде Ринговиге и Ранаре Агнаровиче, скандинавских витязях, поселившихся в России в начале XI века // [О.И. Сенковский] (Барон Бромбеус). Собрание сочинений. СПб., 1858. Т. V. С. 511–573 (перевод с комментариями).
89 Подробнее см. например: Филист Г.М. История «преступлений» Святополка Окаянного. Минск, 1990.
9 °Cудоплатов П. Разведка и кремль. М., 1996. С. 64.