Комфорт расчеловечивает. Это видно на примере маргиналов – они просто иллюстрируют. Но социально-активные элементы, которые погружены в этот комфорт, не замечают этого, хотя это тот же самый процесс. И интересно, что комфорт – это мерило цивилизации. Для современного человека, когда он говорит «варвары», – кто такие «варвары»? Они несут с собой боль, демонстрируют эту боль: например, те ролики про ИГИЛ (террористическая организация, запрещенная в России), которые как-то становятся известными, демонстрируют и напоминают об этой боли (самое главное).
Почему такая истерика, почему всё время об этом говорят, воспроизводят этот дискурс? Потому что они напоминают о боли, а напоминание о боли – это конец комфорта, это незаконно. А комфорт – это легитимно, это законно. Это «цивилизация». И вот те, кто принадлежит цивилизации, должны исключить тех, кто напоминает о варварстве, то есть о боли. Но и, соответственно, вера считается частью варварства, частью Тёмной эпохи. Почему она должна быть исключена и подавлена? Потому что она связана с болью.
Здесь мы подходим к некой фундаментальной алгебре ряда категорий, которые я выкладываю, рассуждая о человеческом факторе. Вот комфорт – он не имеет ничего общего с блаженством, которое является совершенно другой дорогой, совершенно другим состоянием. Он противоположен боли. Этот дуализм, это дуализм динамики истории. Но мы же не можем сказать, что боль ушла; комфорт – да, – комфорт присутствует и становится главным. Но боль-то не ушла.
Боль есть: во-первых, человек ревнует, берётся за тот же самый утюг, есть война, наконец, есть спецслужбы, суд и тюрьма. Но цивилизация умеет состроить, соорудить в головах людей такую матрицу, в результате которой они воспринимают комфорт как всеобщую данность, а боль – как эксклюзив, как некое вторжение.
Я приведу простой пример: США – это полицейское государство, в котором прав человека меньше, чем в СССР (это факт – тут спорить не будем). Кто-то скажет «Я там был – и там прекрасно», кто-то скажет «сильное преувеличение», но взять хотя бы Patriot act[69]
и этот «патриот-акт» предполагает массу вещей, которые в СССР были немыслимы. Хотя бы обыск, проводимый без хозяина дома, или то, что выделывали ФБР и полиция в Бостоне во время поиска Царнаевых, когда 10 тысяч человек были вышвырнуты, как кролики, из своих домов, поставлены на колени перед своими домами на лужайках, руки за голову, и там проводился обыск в их отсутствие, и никто даже не пикнул. Но при этом все эти люди погружены – кроме некоторого количества левых, которые пишут возмущённые тексты о police brutality[70] и так далее, – все эти люди погружены в убеждение, что они живут в цивилизованном, комфортном пространстве. Самом комфортном.Хотя количество боли в чёрных кварталах или азиатских кварталах достигает, может быть, даже и «архаического» уровня где-то, если учесть пересекающиеся слои. Та же police brutality, та же деятельность мафии, те же самые разборки банд и так далее, то же отношение в семьях и прочее, но при этом эти люди чувствуют себя принадлежащими к цивилизации. Это великая иллюзия. Здесь мы сталкиваемся с феноменом диктата описаний, когда мы обнаруживаем, что действительно реальность – это не более чем описание.
Я бы сказал, что это не совсем даже логично, потому что Кинг был как раз политкорректный, абсолютно «софт». Потому что если уж писать такие вещи, от которых белый может огрести, то «Малколм Икс жив» надо писать. А они друг друга терпеть не могли, потому что Малколм считал, что Кинг – «прогибающийся» такой сопляк, конформист, который всё сдал. А тот считал его, конечно, экстремистом. И между ними была только одна встреча. Они просто поговорили – примерно как Эрдоган с Путиным – и разошлись. После этого Малколм был убит. Но и Кинг тоже был убит. Так если писать уж что-то такое…