Познание смыслов. Избранные беседы

И когда социум работает с человеческим материалом, он работает, скажу резко, с «предателями». Люди – это предатели, потому что люди ориентированы на собственное «Я», вокруг них чуждая среда. И эта организованная среда в виде страны, государства, иерархии и так далее, должна манипулировать, «развести» этих предателей так, чтобы держать их «предательство» под контролем: чтобы они служили социуму. А как это сделать? Ведь 90 % людей ориентированы на предательство и не понимают, что это предательство, они не знают, что это предательство. Они думают, что они в своём праве…

Что же они предают?

Да всё что угодно. Вот школьника поставь перед выбором: или ты сейчас сдашь того, кто разбил окно, или тебя исключат. И понятно, что 90 % школьников сдаст того, кто разбил окно, и скажет всё, что нужно, потому что он про себя думает: «Ну это же Я, и Я-то ближе к себе». «Своя рубашка ближе к телу» – эта фундаментальная народная мудрость описывает экзистенциал, этот гештальт основной массы людей. И поэтому они готовы предать всё что угодно, при этом считают искренне, что защищают себя. Вот есть моё «Я», а вот там – чужое, которое на него посягает: «А я вам что – должен, что ли?!».

Ребёнок в колыбели очень скоро научается чувствовать себя один против всего мира. Но когда он идёт уже в ясли, в детский сад, в школу, то, в общем-то, это всё продолжается. И когда на него наступает серьёзный вызов, сопровождающий угрозы боли, то конечно он готов сдать всё, потому что он даже не понимает: «А какое это отношение имеет ко мне? Почему я должен скрывать того, кто разбил окно? Я-то чем ему обязан? Меня ещё выгонят. Да, конечно, я его сдам». И это 90 %, если не 99 %, людей. Поэтому всё, что работает с людьми, работает с предательством как исходным материалом.

Откуда же берётся верность? Прежде всего есть один процент, у которого тоже есть идентификация «Я» и «не-Я», но по другой чуть-чуть линии. Прямо скажем, что вот это «Я» и «не-Я», которое мы описали, – это инфантильное «Я» и «не-Я»: там вообще фактор воли отсутствует. Есть некое тело, и оно озабочено прямыми потребностями ускользнуть от неприятного, ускользнуть от вызовов. Но если расширить идентификацию, то ситуация становится сложнее.

Если у человека есть воля, а воля – это очень сложный феномен, рождение и генерацию которого очень трудно проследить. Но можно сказать одно: человек, который имеет верность как качество, он всегда принадлежит к архаическому сообществу. «Архаическое» – это на современном, либеральном, языке. Потому что всё, что является не инфантильным, «крутым», либералы называют «архаическим». И вот человек говорит: «Я не сдам своего сюзерена, потому что я самурай; я не сдам своего батьку, потому что я бандит и принадлежу банде, а в нашей банде такие понятия», – то есть он принадлежит какой-то общности, которая для него важна для более глубокой самоидентификации, нежели телесное «Я», оболочка. Это уже аристократический момент – он самурай, он рыцарь, он воин, он бандит, он человек, который принадлежит к некоему ядру, противопоставленному более низкой и долженствующей быть преодолённой среде.

Тот, который идёт без воли по течению и ускользает от боли, он ведь не видит, что среда вокруг него каким-то образом ниже его, – наоборот, он является убегающим, защищающимся, он подчиняется. Это та же самая тема, которую развивал, кстати говоря, Гегель, когда говорил, чем отличается господин от раба: раб убегает от смерти, а господин смотрит ей в лицо. Здесь, в данном случаем, мы видим, что господин всегда имеет некую принадлежность к определённому кругу избранных, он не одинок. Инфантил, лишённый воли, одинок.

Но тут есть такой интересный момент: социум заставляет, в случае необходимости, обеспечить себя со стороны массы предателей некоторой верностью в определённые периоды, – в периоды стрессов, войны и так далее, – когда им навязывается некое большое коллективное «Я», не требуя при этом от них волевого усилия и избранности, «самурайскости» и так далее. Им говорят «Родина-мать зовёт!» и так далее, – и они даже, может быть, испытывают какое-то экстатическое чувство, погружаясь в некую общность…

Они тоже чувствуют себя «верными»…

Да, они чувствуют себя верными. Но, конечно, всё зависит от того, насколько жёстко на них действует внешняя среда. Может быть эта жёсткая среда что-то разрушает, но в определённых границах они чувствуют себя верными, и они исполняют, определённым образом, свои функции. От них не требуется в данном случае воли. От них требуется только подчинение. И здесь мы не выходим за рамки различения «Я» и «не-Я»: просто «Я» становится «другим», «Я» становится «не-Я». Вот был Пётр Петрович, который весит столько-то, с плохими зубами, с болями в печёнке и так далее, а теперь «Я» – это уже весь СССР.