Познавая боль. История ощущений, эмоций и опыта

Приведу пример из XIX века. Подававшего надежды ученика Чарльза Дарвина Джорджа Джона Роменса (1848–1894) в самом расцвете сил настигла опухоль мозга. Из-за нее он не дожил до пятидесяти, его слава скоро угасла, а вместе с ней и утвердившееся признание значительной части его работ по эволюции психики. В октябре 1892 года он писал премьер-министру Уильяму Юарту Гладстону (1809–1898), который прочитал первую роменсовскую лекцию в Оксфорде^{25}. Роменс сетует: «Моя собственная жизнь оказалась под угрозой… сразу после Вашей лекции я должен уехать зимовать на Мадейру. Помимо прочего, я наполовину утратил зрение, и поэтому мой почерк стал еще хуже, чем раньше»[414]. Другим корреспондентам он жалуется, что «тяжелая болезнь» лишила его возможности работать[415]. В письме к Томасу Генри Гексли, «Бульдогу Дарвина», он был более откровенен, отмечая, что «ослеп на один глаз из-за того, что серозная жидкость просочилась в сетчатку»[416]. Из других писем я делаю вывод, что Роменс, помимо трудностей со зрением, испытывал сильные изнуряющие боли и был частично парализован[417]. Поездку на Мадейру, по его словам, «прописал» врач из-за благотворного климата[418].

Существует огромное количество исследований, посвященных лечению свежим воздухом, водой, высотой и т. д.[419] В них можно почерпнуть много интересного, но они редко приближаются к оценке, по крайней мере систематической, того, насколько эти так называемые «методы лечения» оказывали паллиативное воздействие на пациентов. Мадейра, как мы знаем, была знаменитым курортом для туберкулезных больных. Она славилась своим сухим воздухом, и ее репутация не пошатнулась даже на фоне явного отсутствия доказательств того, что климат вообще может быть благотворным[420]. Владимир Янкович документально подтвердил, что курорт оставался популярным, несмотря на «научную» дискредитацию: его «польза была реальной, поскольку основывалась на народной вере». Он ссылается на «случайные свидетельства и перипатетические представления об элитарном Bildung и бегстве от городской цивилизации»[421]. С легкими у Роменса все было хорошо, но, учитывая указанные обстоятельства, не так уж и удивительно, что независимого состоятельного джентльмена, литератора и ученого, отправили на остров для общего оздоровления. Так, спустя шесть недель после того, как Роменс сообщил Гладстону о своей болезни, он снова пишет ему, на этот раз из теплых краев, где «очень приятно проводит зиму под постоянным светом солнца и невообразимо голубым небом». «Эффект, — пишет он, — несомненно, благотворный. Головные боли значительно уменьшились, и ко мне начинает возвращаться прежняя работоспособность»[422]. Мадейра, по мнению Роменса, облегчила его страдания. Гексли он писал, что «питание лотосами, похоже, излечивает мои головные боли»[423]. Он оставался на острове еще несколько месяцев и вернулся в Лондон в начале весны. В середине апреля 1893 года он написал Гексли, что ему «гораздо лучше, хотя до выздоровления еще далеко. Зрение по-прежнему в том же состоянии, и я боюсь, что надежды на выздоровление в этом отношении нет»[424]. Тем не менее он все еще допускал, что сможет работать, имея в виду существенное уменьшение головных болей благодаря проведенной на Мадейре зиме.