Читаем Познавая боль. История ощущений, эмоций и опыта полностью

И все же это исследование завершалось предложением составить опросник для последующего использования при оценке эффективности болеутоляющих средств. Основным результатом проделанной работы стало накопление больших объемов данных, которые затем были сопоставлены при помощи компьютера для оценки влияния медикаментов на то, как человек переносит боль. Таким образом, опросник Мак-Гилла пустил в науку о боли субъективность во всем ее богатстве, но ограничил ее лексиконом, который в конечном счете оказался чужд пациентам. Языком боли, значение которого стремились продемонстрировать Мелзак и Торгерсон, был язык психологов и терапевтов. С ростом популярности опросника проблема навязанного языка только усугубилась.

Эта проблема стала очевидной еще в 1975 году, когда Мелзак впервые представил опросник научному сообществу. «Важно, — писал он, — чтобы пациенты понимали значение слов. Некоторые понятия могут оказаться слишком сложны и потребуют объяснения». Даже в относительно однородной англоязычной среде монреальской больницы о боли говорили преимущественно языком исследователей. Не факт, что Мелзак видел в этом значительную структурную помеху для использования опросника. Напротив, он отмечал: «Пациенты благодарны за то, что им предлагают слова для описания боли. Такие слова употребляются нечасто, и списки избавляют пациентов от необходимости самим подбирать выражения при общении с врачом»[239]. Нет поводов сомневаться в утверждении Мелзака о том, что многие пациенты с облегчением поняли, что могут «использовать те же слова, которыми описывают боль друзьям и родным», потому что эти люди принадлежали к культурному кругу самого Мелзака. Однако с самого начала предполагалось, что не всем будет легко подогнать собственный опыт к доступным выражениям. Пациентам предоставляли список одобренных слов для описания самочувствия, и они были вынуждены описывать свои ощущения в предписанных заранее категориях. Кому-то это давалось легко — и пациент, и врач чувствовали удовлетворение. Других же процесс смущал, сбивал с толку и ограничивал. Предписанные властными авторитетами категории ощущений означали необходимость адаптировать под них собственный опыт. Пациенты, чьи ощущения не вписывались в заданные рамки, рисковали исказить их при передаче, что не способствовало лечению.

Может показаться, что опросник был полезен в первую очередь как инструмент для определения разных проявлений болевого синдрома. Все 297 пациентов, на которых Мелзак опирался в своем исследовании 1975 года, страдали от постоянной боли вследствие артрита, рака, ощущения фантомных конечностей и других причин. Это позволяло отслеживать эффективность опросника на протяжении долгого периода и изменения в переживании боли. И хотя Мелзак понимал, что «обретение» собственного субъективного языка боли в клинических условиях приносит пациентам облегчение, цель и польза опросника состояли в том, что «он помогает собрать ценные исследовательские данные»[240]. Эффективность различных терапевтических техник и лекарств можно было проверить эмпирически путем сравнения данных о боли, полученных до лечения и после. На момент создания это был «лишь грубый инструмент», перевалочный пункт на пути к «измерению клинической боли», позволявший «исследовать воздействие экспериментальных и лечебных процедур на боль в клинических, а не в лабораторных условиях»[241]. И все же Мелзак, несмотря на сознательное использование метафор, был убежден, что совершенствование опросника может привести к созданию «универсального инструмента для измерения и оценки боли»[242]. Слава опросника росла, и, казалось, многие были готовы принять первый шаг за пункт назначения.

В основе опросника Мак-Гилла лежала метафора раны. По мере его распространения перед исследователями и медиками встал вопрос перевода — будто ситуативные смыслообразующие тропы разрушительного воздействия оружия можно было перенести в любой культурно-лингвистический контекст. Постепенно стало понятно, что попытка свести качественный язык боли к единому стандарту не отражает вариативность представлений о ней в разных культурах и языках. И вновь всплыли проблемы, вызванные навязыванием созданного или скомпилированного экспертами языка боли. Неприменимость англоязычных метафор для других языков поставила в тупик и исследователей, и пациентов. Более того, по мере локализации опросник перестал выполнять свою основную функцию — помощь в изучении болевых синдромов.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Еврейский мир
Еврейский мир

Эта книга по праву стала одной из наиболее популярных еврейских книг на русском языке как доступный источник основных сведений о вере и жизни евреев, который может быть использован и как учебник, и как справочное издание, и позволяет составить целостное впечатление о еврейском мире. Ее отличают, прежде всего, энциклопедичность, сжатая форма и популярность изложения.Это своего рода энциклопедия, которая содержит систематизированный свод основных знаний о еврейской религии, истории и общественной жизни с древнейших времен и до начала 1990-х гг. Она состоит из 350 статей-эссе, объединенных в 15 тематических частей, расположенных в исторической последовательности. Мир еврейской религиозной традиции представлен главами, посвященными Библии, Талмуду и другим наиболее важным источникам, этике и основам веры, еврейскому календарю, ритуалам жизненного цикла, связанным с синагогой и домом, молитвам. В издании также приводится краткое описание основных событий в истории еврейского народа от Авраама до конца XX столетия, с отдельными главами, посвященными государству Израиль, Катастрофе, жизни американских и советских евреев.Этот обширный труд принадлежит перу авторитетного в США и во всем мире ортодоксального раввина, профессора Yeshiva University Йосефа Телушкина. Хотя книга создавалась изначально как пособие для ассимилированных американских евреев, она оказалась незаменимым пособием на постсоветском пространстве, в России и странах СНГ.

Джозеф Телушкин

Культурология / Религиоведение / Образование и наука
Homo ludens
Homo ludens

Сборник посвящен Зиновию Паперному (1919–1996), известному литературоведу, автору популярных книг о В. Маяковском, А. Чехове, М. Светлове. Литературной Москве 1950-70-х годов он был известен скорее как автор пародий, сатирических стихов и песен, распространяемых в самиздате. Уникальное чувство юмора делало Паперного желанным гостем дружеских застолий, где его точные и язвительные остроты создавали атмосферу свободомыслия. Это же чувство юмора в конце концов привело к конфликту с властью, он был исключен из партии, и ему грозило увольнение с работы, к счастью, не состоявшееся – эта история подробно рассказана в комментариях его сына. В книгу включены воспоминания о Зиновии Паперном, его собственные мемуары и пародии, а также его послания и посвящения друзьям. Среди героев книги, друзей и знакомых З. Паперного, – И. Андроников, К. Чуковский, С. Маршак, Ю. Любимов, Л. Утесов, А. Райкин и многие другие.

Зиновий Самойлович Паперный , Йохан Хейзинга , Коллектив авторов , пїЅпїЅпїЅпїЅпїЅ пїЅпїЅпїЅпїЅпїЅпїЅпїЅпїЅ

Биографии и Мемуары / Культурология / Философия / Образование и наука / Документальное
60-е
60-е

Эта книга посвящена эпохе 60-х, которая, по мнению авторов, Петра Вайля и Александра Гениса, началась в 1961 году XXII съездом Коммунистической партии, принявшим программу построения коммунизма, а закончилась в 68-м оккупацией Чехословакии, воспринятой в СССР как окончательный крах всех надежд. Такие хронологические рамки позволяют выделить особый период в советской истории, период эклектичный, противоречивый, парадоксальный, но объединенный многими общими тенденциями. В эти годы советская цивилизация развилась в наиболее характерную для себя модель, а специфика советского человека выразилась самым полным, самым ярким образом. В эти же переломные годы произошли и коренные изменения в идеологии советского общества. Книга «60-е. Мир советского человека» вошла в список «лучших книг нон-фикшн всех времен», составленный экспертами журнала «Афиша».

Александр Александрович Генис , Петр Вайль , Пётр Львович Вайль

Культурология / История / Прочая документальная литература / Образование и наука / Документальное
Мифы и предания славян
Мифы и предания славян

Славяне чтили богов жизни и смерти, плодородия и небесных светил, огня, неба и войны; они верили, что духи живут повсюду, и приносили им кровавые и бескровные жертвы.К сожалению, славянская мифология зародилась в те времена, когда письменности еще не было, и никогда не была записана. Но кое-что удается восстановить по древним свидетельствам, устному народному творчеству, обрядам и народным верованиям.Славянская мифология всеобъемлюща – это не религия или эпос, это образ жизни. Она находит воплощение даже в быту – будь то обряды, ритуалы, культы или земледельческий календарь. Даже сейчас верования наших предков продолжают жить в образах, символике, ритуалах и в самом языке.Для широкого круга читателей.

Владислав Владимирович Артемов

Культурология / История / Религия, религиозная литература / Языкознание / Образование и наука