— Это мне понятно, Ормус. Непонятно другое: зачем ты сообщаешь об этом? Насколько мне известно, в твою компетенцию входит корректная и грамотная оценка выполнения мною своих должностных обязанностей, а не моих личных качеств или подробностей частной жизни. И смею тебя заверить, что наши отношения с мистером Малфоем никоим образом не смогут повлиять на то, насколько ответственно я выполняю эти обязанности сейчас и буду выполнять дальше. Да, я знаю, что своим признанием дала повод посудачить всем тем, кому не хватает интересных событий в собственной жизни, но была бы очень признательна, если б хотя бы ты не опускался до участия в дешевых сплетнях.
Глядя на начальника в упор, Гермиона понимала, что ведет себя сейчас крайне резко и, возможно, даже перегибает палку. Но знала, что Ормус тоже понимает: в данных обстоятельствах ее возмущение вполне оправдано.
Смущенный, он опустил голову.
— Извини… Просто… я беспокоюсь о тебе, вот и все. То есть, я имел в виду, что… вы с Роном всегда казались настолько идеальной парой… Но Люциус Малфой!
Челюсть Гермионы слегка отвисла от возмущенного удивления.
«Да как он вообще смеет вмешиваться в мою личную жизнь?!» — задохнувшись от праведного негодования, она уже открыла рот, чтобы окончательно, пусть и невежливо, осадить Снипуорта, как вдруг ясно осознала то, о чем подозревала раньше, но никак не могла озвучить вслух.
— Ормус, ты… ревнуешь меня?
Вскинув голову, тот не смог удержаться от появления на своем лице боязни разоблачения. Он с трудом сглотнул и даже попытался притворно рассмеяться, но все было напрасно. Ормус прекрасно понимал, что выдал себя с потрохами.
— Гермиона…
И это дальнейшее молчание стало молчаливым признанием его тщательно скрываемых чувств, отчего она почувствовала себя еще хуже.
«Ну почему? Почему на меня должно свалиться еще и это?»
— Но… Ты никогда ничего не говорил мне… — мягко произнесла она, не желая причинять ему боль, но все же надеясь прояснить этот вопрос раз и навсегда.
— Ты была с Роном… Как я мог? Это было бы неправильно и некорректно по отношению к нему… И к тебе, уж коли я твой начальник.
Гермиона опустила глаза. Отрицать то, что он абсолютно прав, она не могла.
Ормус же осторожно продолжил:
— Скажи… Если бы я признался раньше, это изменило бы что-нибудь?
Внимательно взглянув, Гермиона заметила, насколько напряжено сейчас его лицо, и качнула головой в отрицании:
— Не думаю. Извини, мне очень жаль…
«Я должна сказать ему правду и не кормить ложными надеждами».
— Ты права. Я наговорил глупостей, поэтому: это ты извини меня. Думаю, что какое бы решение ты не приняла, оно будет разумным и правильным.
Снипуорт бросил осторожный взгляд, и Гермиона подумала, что как раз ее отношения с Люциусом вряд ли можно назвать «разумными» и «правильными». Потому смогла лишь слегка улыбнуться и тут же опустила голову.
Сочтя беседу законченной, Ормус поднялся со стула.
— Ладно, не буду тебя отвлекать от работы. Тем более, как справедливо ты заметила, выполняется она и впрямь очень грамотно и добросовестно. Если честно, я в восторге от того, как ты работаешь, Гермиона… Извини еще раз. И давай больше не возвращаться к этой теме.
Он неловко улыбнулся и вышел из кабинета прочь.
Глубоко вздохнув, Гермиона откинулась на спинку стула и бросила перо на стол.
«Боже мой, еще и Ормус! Будто мало мне того, что чувствую себя ужасно виноватой перед Роном…» — кроме досады и какого-то неясного разочарования, ее начало охватывать недюжинное беспокойство, откуда-то изнутри поднимающееся волной все сильнее и сильнее. Гермионе вдруг ужасно захотелось оказаться где-нибудь в другом месте. Где угодно, но только не здесь.
Но пришлось снова уставиться в свиток лежащего на столе пергамента и усилием воли сосредоточиться на содержащейся в нем информации. Утро, да и вся первая половина дня тянулись ужасно медленно, и потому она с радостью удалилась из министерства на целый час, что был разрешен для обеденного перерыва. Как и прежде, старательно избегая взглядов коллег. И лишь вернувшись с обеда, облегченно вздохнула — напряжение, сковывающее уже несколько часов подряд, наконец-то немного спало. Работа пошла веселей.
Постепенно день начал клониться к вечеру, чему Гермиона откровенно радовалась: хотелось как можно скорее разобраться с проблемами. Разобраться окончательно, объясниться, попросить прощения и… уйти. Навсегда.
«Объясниться… Как же! А ты уверена, что самой себе можешь объяснить собственные поступки, не говоря о том, чтобы суметь объяснить их Рону? И уверена ли в том, что он готов хотя бы попытаться понять тебя?»
И все же медлить дальше смысла она не видела, поэтому около половины пятого привела в порядок рабочий стол и, чувствуя себя на удивление спокойной, покинула министерство.