А когда попыталась протолкнуться через толпу зрителей, шедших ей навстречу, почувствовала, что задыхается. Протискиваясь из последних сил, Гермиона заметила, насколько возмущенными взглядами награждают ее люди. Голова закружилась, и дыхание стало резким и прерывистым, когда она ощутила, как отчаянно нуждается в глотке свежего воздуха… Наконец прорвалась сквозь толпу и с ужасом поняла, что находится на вершине широкой и длинной лестницы. В эту же секунду сознание окончательно затуманилось, в глазах потемнело, и она поняла, что начинает падать. На лестницу…
«О Господи, я же сейчас скачусь по ней…» — беспомощно мелькнуло в голове.
И тут, с уже подгибающимися ногами, ощутила, что вместо того, чтобы кувыркаться вниз, пересчитывая ступеньки ослабевшим телом, она оказалась спасена. Неизбежного падения не произошло, потому что кто-то подхватил ее на руки и держал, крепко прижимая к себе. Перед глазами по-прежнему царила чернота, но теперь это была реальная, материальная чернота, которую она могла чувствовать и касаться. Гермиона вцепилась в гладкую темную ткань так, будто от этого зависела ее жизнь, и тут же глубоко вздохнула, с облегчением наполняя измученные легкие. Она вдыхала и, вместе с целебными глотками воздуха, снова ощущала аромат. Аромат мускуса и пряностей. Мускус и пряности. Запах этот был настолько силен сейчас, что Гермионе казалось — открыв рот, она сможет пить его. И уже понимала — кто ее держит, кто прижимает к себе, стремительно унося куда-то… как можно дальше… от шума, от толпы… от Рона. Но удивительней всего было другое: почему-то именно сейчас она чувствовала себя в безопасности. Полной. Безоговорочной. Безопасности…
Повернув голову, Гермиона уставилась на шикарный черный смокинг.
========== Глава 7. Хаос ==========
Уже скоро к ней медленно, но верно начала возвращаться ясность сознания. По затихающему где-то вдалеке гулу голосов, по ставшему чуточку прохладней воздуху, она понимала, что спаситель быстро и решительно уносит ее прочь, двигаясь куда-то в глубину театра. Глубокое мерное дыхание человека, несущего ее, странным образом успокаивало, и Гермиона безотчетно прижалась к его груди, тут же услышав звук ясного и неторопливого сердцебиения. Никогда еще она не чувствовала себя так: будто обернутой в некий кокон, и обернутой в него… мужчиной.
Осмелившись, подняла голову, чтобы посмотреть в его лицо, и не удивилась, увидев над собой гладкие светлые волосы и кристаллы серых глаз, с черными, как уголь, зрачками. Люциус Малфой продолжал целеустремленно идти вперед, не глядя вниз, и Гермиона, впервые в жизни, могла рассмотреть это лицо вблизи. Отметила изгиб губ: темно-розовых и слегка поджатых. Скулы его казались высеченными из камня, а кожа была, словно мраморная. Бесспорно, Люциус Малфой был самым привлекательным мужчиной, которого она когда-либо видела.
Шум зрительской толпы становился все слабее и, когда затих окончательно, Люциус наконец замедлился и остановился. Не отпуская Гермиону, он аккуратно опустился на колени и держал ее так, что она сидела, все еще обернутая его руками. И лишь теперь заметила, что дыхание его стало немного быстрей и тяжелее — всё-таки ему пришлось довольно долго нести на руках взрослую женщину. Это было заметно и по слегка покрасневшим щекам, хотя в целом он оставался таким же, как всегда.
Гермиона понятия не имела, где она сейчас, для чего и почему он унес ее так далеко от всех, лишь ощущала, как в далеком уголке сознания бьется мысль, отчаянно пытающаяся внушить ей страх. Но даже эта единственная рациональная мысль испарилась, когда второй раз за вечер она столкнулась с его глубоким пристальным взглядом.
«Боже, его глаза! Да он мог бы убить лишь ими, если бы захотел», — подумала Гермиона, в который раз понимая, что не может и не хочет перестать смотреть на этого человека.
Она чувствовала, как уже знакомое напряжение обжигает и скручивает внутренности, заставляя дрожать все тело. Ее кожа, казалось, превратилась в кипящую лаву, стекающую по склонам вулкана. Сопротивляться физической и эмоциональной реакции на этого мужчину сил больше не осталось. Она больше не могла… да и не хотела.
Все стало неважно. Все забылось. Его завораживающий запах все еще обволакивал и, продолжая глубоко вдыхать его, Гермиона с отчаяньем, но очень внятно осознала, что хочет большего. В это же мгновение его взгляд, по-прежнему не отрываясь, заскользил по ее лицу. Он всматривался, будто изучая; рот, нос, лоб — Люциус Малфой словно пытался запомнить каждую черточку, которую видел перед собой, перед тем, как снова вернуться к глазам и уставиться в них так пристально, как никогда не смотрел до этого.