Познавая прекрасное (ЛП)

Ближе. Еще ближе.

«На сей раз. На сей раз… Да».

Губы Люциуса слегка коснулись ее рта, заставив внутренности Гермионы совершить ощутимый кувырок.

«Наконец-то. Наконец!»

Прикосновение было коротким, а потом Люциус слегка отстранился, и только его дыхание продолжало щекотать губы. Затем снова наклонился и так нежно потерся губами об ее рот, что Гермиона не смогла осознать, реальность это или нет.

Невольно застонав, услышала ответный стон, и ощутила, как Малфой прижался к ее рту губами. Но как же мало оказалось этого! Его язык дразняще коснулся ее верхней губы, а затем и нижней. Потянувшись, Гермиона попыталась поцеловать его сама, но Люциус тут же отпрянул. Казалось, что на глаза вот-вот навернутся слезы — настолько изощренно этот мужчина дразнил и мучил.

Наконец, крепко сжав голову Гермионы, Малфой обрушился на ее рот. Внутренности снова дико кувыркнулись, и показалось, что она проваливается куда-то, но тут же забыла об этом, отвлекаясь на то, что с ней делают его губы. Казалось, Люциус хотел выпить ее рот, нет, не выпить — съесть. Почувствовав его язык, она толкнула навстречу свой, и языки, не останавливаясь, закружили в головокружительном танце. Потом расслабилась, позволяя ему углубить поцелуй, чтобы попробовать ее всю, позволяя вылизать десны, внутреннюю сторону щек, нёбо, чтобы снова вернуться к языку, поглаживая и посасывая его. Наслаждение, которое дарил его рот, оказалось непередаваемо. Гермионе казалось, что он ласкает не только рот — все тело наслаждалось тем, что он делал.

Эта внезапная демонстрация страсти поражала. И зажигала еще сильней. Пальцы Люциуса уже давно запутались в ее волосах, с силой поворачивая голову, чтобы быть еще ближе… еще глубже… Малфой толкнул ее к каменной стене, и Гермиона ощутимо ударилась, почувствовав спиной холод кирпичной кладки. Невольно застонала, но это будто еще сильней подпитало его собственный жар, заставив хрипло выдохнуть ей в рот:

— Что же ты делаешь со мной, ведьма… что ты со мной делаешь?..

Его левая рука уже поползла вниз, и вот — коснулась груди. Заставляя Гермиону охнуть, Малфой начал гладить ее, то сжимая, то отпуская. И это наслаждение, почти граничащее с болью, было прекрасно. Обхватив его ногой, Гермиона прижалась еще сильней и даже сквозь несколько слоев одежды чувствовала твердость желания Люциуса, что так явно упиралась ей в живот. Внутри все горело, и хотелось лишь одного — чувствовать его, видеть, касаться…

Она начала судорожно расстегивать жакет Люциуса, но прежде, чем успела это сделать, Малфой уже и сам добрался до пуговичек на ее блузке. Всего несколько мгновений попытался справиться с ними цивилизованно, но не выдержал, и, схватив ткань обеими руками, яростно разорвал.

Горячие руки быстро спустили лифчик, обнажая одну из округлых молоденьких грудок, которую Люциус сразу же с наслаждением принял в ладонь: сжимая, потирая, гладя… А потом, бросив довольный взгляд на то, что находилось сейчас в его руках, нетерпеливо опустил голову и взял обнаженный сосок в горячий, жадный рот, всасывая его глубоко внутрь и облизывая языком.

Восхитительное удовольствие волнами разлилось по всему телу. И концентрировалось, оседало, сгущалось там, в самом низу, где он был нужней всего. Стон, похожий на рыдание, сорвался с губ, когда она, подняв руку, вцепилась ему в волосы, прижимая еще сильней. Не давая оторваться от себя.

И тут Малфой внезапно куснул ее сосок. Глаза широко распахнулись, когда Гермиона задохнулась от невероятного ощущения удовольствия и боли одновременно, охватившего ее. Откинувшись на стену, она невольно опустила веки и прикусила губу. Приподняв глаза, Люциус внимательно наблюдал за ее реакцией, откровенно наслаждаясь тем, что видит и слышит: негромкими приглушенными стонами и блаженством, разлитым на ее лице.

Вынести большего Гермиона уже бы не смогла, и с губ наконец слетело то, что так давно носила в себе:

— Пожалуйста… прошу тебя… ты так нужен мне… Господи… пожалуйста, Люциус…

Услышав свое имя на ее губах, ощутив, как Гермиона обвила его ногой, прижимаясь к уже стальному члену, Малфой зажмурился от мучительной пульсации. Усилием воли он удержался от стона, а потом тихо и слегка укоризненно протянул ей на ухо:

— Потерпи…

Опустив голову, снова вернулся к ее груди, обнажая второй холмик с уже затвердевшим соском. Сейчас оба полушария вызывающе торчали перед его лицом, и Люциус, захватив правый сосок большим и указательным пальцами, начал перебирая ласкать его. А сам уже склонился над левым, с жадностью вбирая его в рот. Он снова и снова посасывал и облизывал его также сильно и долго, а потом снова неожиданно прикусил. Все это в сочетании с невероятной чувственной мукой от пальцев на другом соске было едва выносимо, и Гермионе казалось, что ее изголодавшуюся женскую сущность пытают электрошоком.

Она была почти уверена, что сможет кончить только от того, что этот мужчина творит с ее грудью, но мучительно жаждала увидеть его член: твердый, крепкий, возбужденный, а потом почувствовать, как он глубоко погружается в ее плоть.