Эти слова болезненно задели Гермиону. А столь внезапный переход от гневной и яростной реакции на ее жизнь с Роном к полному безразличию, которое Люциус продемонстрировал сейчас, привел в состояние шока. Подойдя к кровати, она посмотрела на него с нескрываемым горьким разочарованием.
— Да… Как мало это напоминает сказанное тобой всего лишь два дня назад!
— Я уже объяснил тебе, что тогда был очень зол после беседы с Шеклболтом. Потому и отреагировал так импульсивно. Мне нужно было выпустить пар. Сейчас ситуация прояснилась, и я успокоился, — его спокойный и бесстрастный тон разозлил Гермиону еще сильнее.
— Конечно! А я лишь послужила предметом для выпуска твоего пара, не так ли? И что же вижу теперь? Теперь тебя абсолютно не волнует мое проживание с другим мужчиной, если есть возможность регулярно трахать меня? Именно так ты видишь наши отношения? Да, Люциус? Значит, я — не более чем твоя маленькая грязнокровная шлюха?! — последнюю фразу Гермиона уже прокричала. По лицу текли горячие злые слезы. Она повернулась, чтобы выйти из спальни, но не успела сделать и пару шагов, как Малфой поднялся с кровати и крепко схватил ее за запястье, разворачивая к себе. Коснувшись подбородка, он заставил Гермиону приподнять голову и посмотреть ему в лицо. Глаза Люциуса блестели сейчас каким-то горячечным огнем.
— Я имел в виду, — негромко прошипел он, наклонившись так низко, что их лица почти соприкасались. — Что этот мужчина… точней, этот мальчик… никогда не сможет повлиять на то, что происходит между нами. И не сможет ничего изменить. Так же, как не сможет этого сделать и никто другой. Слишком далеко все зашло. Мы слишком далеко зашли, Гермиона. И уже никто и ничто не в силах вмешаться в наши отношения. Запомни: никто и ничто!
Она еще смотрела на него, полными слез глазами, когда Люциус наклонился еще ниже и впился в ее рот жестким, властным и даже чуточку болезненным поцелуем. На который Гермиона с готовностью ответила, приоткрыв губы и коснувшись его языка собственным. А когда смогли наконец оторваться друг от друга, положила голову ему на плечо, и снова зарыдала, орошая голую гладкую кожу потоками слез.
— Прости. Я… неправильно тебя поняла… Люциус, просто я… не могу больше, — лепетала она сквозь горькие всхлипы.
Ничего не отвечая, Малфой лишь крепче прижал к себе и, опершись подбородком на макушку, начал гладить ее волосы.
Прошла, наверное, целая вечность, когда она вдруг ахнула и отстранилась.
— О Боже, сколько сейчас времени? Мне же пора идти. Люциус, я должна уйти, иначе сильно опоздаю. Но вечером обязательно вернусь. Когда можно? Во сколько ты будешь дома?
Слегка удивленный слишком бурным, а потому непривычным с ее стороны, проявлением эмоций, он невольно улыбнулся. Искренность Гермионы казалась бесконечно очаровательной.
— Я вернусь около трех. Можешь прийти сразу же, как только получится освободиться.
— Да, милый, да, конечно. Люциус, я обязательно вернусь, как только смогу. Сразу. Сразу же… — короткими и легкими поцелуями она осыпала его лицо, шею и грудь. — Боже, я должна идти. Это ужасно… Мне нужно уйти, а я никак не могу оставить тебя. Господи, я не могу оторваться от тебя, Люциус…
Малфой мягко, но решительно взял ее руки в свои и, строго глядя в глаза, чуть подтолкнул в сторону двери.
— Иди. Тебе пора.
Снова кинувшись ему на шею, Гермиона потянулась к губам, и последний их поцелуй лишь отразил тот жар и ту страсть, что безоговорочно царили между ними. А потом, не оглядываясь, чтобы не растерять решимости и наконец уйти, она выбежала из комнаты прочь, даже не оглянувшись на Люциуса. Так же быстро вышла на улицу и, дойдя до границы аппарации, почти мгновенно исчезла из виду.
__________________________________________________________________________
Рабочее утро тянулось медленно, но предсказуемо. Во время ланча Гермиона отправила Рону сову с сообщением, что подруге ее до сих пор нужна поддержка, и потому придется остаться с ней еще на одну ночь. Затем направилась в то магловское кафе, где обычное обедала, отчаянно желая, чтобы Люциус сейчас был рядом. В ожидании заказа и чтобы отвлечься от глухой тоски по Малфою, она неспешно просматривала газету. А когда наткнулась на объявление о концерте в ближайшую пятницу в голову ей пришла мысль. Наскоро перекусив, Гермиона нашла ближайшую телефонную будку и, уже звоня и заказывая пару билетов, подумала, что мобильный телефон — полезнейшее изобретение. Которое она собиралась приобрести себе и родителям в самое ближайшее время.
Радуясь собственным планам и замыслам, она вернулась на работу в настроении гораздо лучшем, чем прибыла сюда этим утром. Но как только оказалась в своем кабинете, в приоткрывшейся двери почти сразу появилась голова Ормуса.
— Гермиона, не могли мы поговорить пару минут… в моем кабинете?
— Да, конечно, — отозвалась, несколько удивившись, та. — Сейчас зайду.