Познавая прекрасное (ЛП)

— Приходи завтра после обеда в министерство, я оставлю окно. Проведем официальную… встречу, а потом поужинаем и пойдем на концерт. Ну, а после него я вернусь в мэнор уже насовсем… Если ты, конечно, хочешь этого… — сбивчиво закончила она, явно нервничая.

Глаза Малфоя сверкнули, когда пальцы сомкнулись на ее запястье.

— Как я могу не хотеть этого? Когда мой дом пуст без тебя… И сам я — пуст без тебя.

Слезы навернулись на глаза теперь уже по-настоящему, когда Гермиона наклонилась, чтобы поцеловать его на прощание. И он ответил. Жадно. Страстно. Так, что ей пришлось почти вырываться из этого глубокого поцелуя, отдающего чем-то щемящим и болезненным.

Не найдя в себе сил сказать что-то или даже просто обернуться напоследок, она поспешно вышла из комнаты, задыхаясь и почти ничего не разбирая перед собой от текущих по лицу слез.

А покинув поместье, сразу же аппарировала в министерство, где успела быстро наложить на лицо маскирующие чары перед той самой встречей, на которую так боялась опоздать. Опасалась Гермиона напрасно: опоздать она не опоздала, да и заплаканного лица никто из коллег, к счастью, не заметил.

Наполненный острой тоской по Малфою и в то же время какой-то странной и непонятной пустотой, этот рабочий день тянулся для нее мучительно долго, и ближе к его окончанию она уже не могла ничего делать и просто сидела, бездумно уставившись в разложенные на столе пергаменты.

В пять часов вечера, понимая, что оттягивать встречу с Роном причин больше нет, она медленно сложила мелочи в сумочку и вышла из кабинета. Поначалу собралась пройтись, но уже скоро передумала, решив аппарировать почти к самому дому.

«Каким бы тяжелым не было это объяснение, будет лучше, если я покончу с ним как можно скорее», — и все же, когда тяжело поднялась по лестнице и открыла дверь, внутри что-то болезненно сжалось от страха и ощущения вины.

Рона она увидела сразу: тот привычно сидел в гостиной, уставившись в телевизор. И даже не обернулся. Какое-то время Гермиона молча смотрела на его затылок. Упрямство, с которым он игнорировал ее, вызывало неосознанную ярость, но она поспешила мысленно успокоить себя:

«Не об этом нам сегодня нужно поговорить. И пришла я сюда не для того, чтобы предъявлять Рональду какие-то претензии. В конце концов, нам через очень многое пришлось пройти вместе, и какая-то частичка моей души будет любить его всегда. Вот только… как друга. Потому что, как мужчину, я полюбила другого… И изменить это не в силах».

Сердце Гермионы кольнуло от осознания того, что ей придется причинить боль (страшную, ужасающую боль!) одному из самых близких и самых дорогих ей людей. Можно сказать, даже уничтожить его.

«Как я смогу так подло и предательски обидеть Рона? Тем более Рона? После всех этих лет…» — Гермиона вдруг ощутила, что, несмотря на стремление держать себя в руках, ее одолевают дрожь и постыдная трусость.

Уже сделав шаг в комнату, она поняла, что так и не закрыла входную дверь и вернулась в прихожую, краем глаза увидев, как Рон слегка повернулся в ее сторону, прежде чем снова уставиться в экран телевизора.

Потом ощутила, что лицо снова намокло от бегущих по нему слез, и принялась судорожно вытирать их ладошками, мыслями вдруг опять вернувшись к Люциусу и тому, как они расставались сегодня утром. Болезненная судорога уже в который раз пробежалась по телу.

«Я не могу больше обманывать Рона. Довольно!»

Наконец Гермиона собралась с духом и, глубоко вдохнув, вошла в комнату, присела на стул неподалеку от Рона и, направив на телевизор волшебную палочку, выключила его.

Тишина, повисшая сейчас в воздухе, казалась невыносимой и столь разительно отличалась от мирного и уютного молчания между ней и Люциусом, что на секунду она даже зажмурилась. Но затем собралась с духом и негромко произнесла:

— Рон, нам нужно поговорить.

Тот упорно не смотрел на нее, хотя Гермиона и была уверена, что какая-то реакция все-таки последует. Протянулось еще несколько мучительных мгновений, когда Рон наконец нарушил молчание.

— Как дела у твоей подруги?

— Рон… — Гермионе показалось, что язык превратился в наждачную бумагу, и она замолчала. Но потом продолжила. — Я не могу так больше. Это больше не может продолжаться.

С каждым словом Гермиона говорила все более ясно и уверенно. Хотя и боялась, что Рон сделает вид, будто не понимает, о чем речь. И он действительно попытался.

— Продолжаться что, Гермиона? — в его голосе звучала нескрываемая горечь.

— Наши с тобой отношения.

Рон ничего не ответил, и ей было ужасно страшно посмотреть ему в глаза.

Казалось, прошла целая вечность, а они все сидели и молчали, молчали, молчали… Пока Рон не поднялся с дивана.

— В таком случае — уходи…

И повернулся, чтобы выйти из комнаты. Гермиона быстро встала.

— Рон, я…

Но тот вдруг остановился и с искаженным от ярости лицом повернулся к ней.

— Кто он?

Ничего не ответив, Гермиона молча качнула головой. Рон шагнул ближе, и она чуть попятилась.

— Я спрашиваю, Гермиона: кто он, черт возьми?

— Не он стал причиной того, что я решила уйти… — опустив глаза, медленно проговорила она.