Позолоченная луна

На твоей стороне.

Живя в двух мирах, как сейчас, она стала похожа на тряпичную куклу, которую когда-то сделала для Талли. Две гончие ее отца — включая Меркуцио, который умер много лет назад, — одновременно обнаружили куклу, и каждый ухватил зубами ее за руку. Вот чем она стала в эти дни, все швы трещали и рвались.

На моей стороне? — хотелось спросить ей. На какой именно стороне?

Вместо этого она плотнее сжала руки, но подняла лицо.

Вокруг нее возвышались горы, полные жизни, готовой снова вырваться наружу влажной, радостной зеленью. И здесь был он — часть этого нового, трепещущего, звенящего. Часть всех вопросов. Часть рывка, раздирающего по швам.

— Керри, мне надо, чтобы ты еще знала… — Казалось, он ждет ее.

Она обернулась.

— Я знал Арона Берковича. До того дня на станции.

— Да, — сказала она. Говорить Я поняла это по вашим лицам теперь было бесполезно. — Хотя в свое время ты не сказал об этом. И от этого я все время сомневалась, можно ли тебе верить.

— Считай это трусостью. Тем, что я стыдился своего прошлого. И то и другое будет справедливо. — Он выдохнул. — Когда мы учились в Гарварде, наши интересы пересекались не только в области классики и политики, но и…

— Вы были влюблены, — ее голос сел. — В одну и ту же женщину.

— Думаю, он был влюблен. В девушку из старого рода на Браттл-стрит в Кембридже. Но с моей стороны не было ничего настолько же благородного. — Он ждал, прежде чем продолжить, чтобы Керри снова взглянула ему в глаза. — Я уже говорил, я был озлоблен и отчаян после гибели моей семьи. И я стал ухаживать за ней, той девушкой, которую он любил, лишь потому, что, возможно, мне нравилось это ощущение власти, то, что я могу привлечь к себе ее внимание. Но она была мне неинтересна. И это было…

— Жестоко.

— Да. И по отношению к ней и к Берковичу. Думаю, в то время я был просто глух. Я был готов разбивать что угодно только для того, чтобы увидеть, почувствую я что-нибудь или нет. Что-нибудь. Что угодно. Возможно, я не причинил этой девушке никакого вреда. Когда я перестал за ней ухаживать, она пришла в себя и вышла замуж еще за одного нашего сокурсника. Но я разрушил веру Берковича в нее и в меня — и то будущее, которое могло бы у них быть.

Он вздохнул.

— Я должен был сразу рассказать об этом в полиции. Но мне было стыдно. А потом, чем дольше я ждал, тем больше боялся, что могут подумать, что я…

— Не вызываете доверия. Да. Так оно и было.

— Тогда я не подумал, что умолчание может так много значить. Но теперь… Я пойду в тюрьму. Чтобы указать на других подозреваемых, включая себя самого, которых полиция упустила из поля зрения.

С головой, наполненной криками лягушек, Керри представила себе спрятавшихся под сеном братьев. Она повернулась в сторону коровника, как будто могла разглядеть их сквозь само здание Билтмора, Олений парк и лес.

— Керри, я должен сообщить что-то важное. Лебланк, кажется, получил наводку о том, где прятались братья Бергамини.

Она резко обернулась к нему.

— Нет. Они?..

— Их нашли, Керри. Они арестованы.

Глава 46

Сол в камере стиснул прут решетки. Другой рукой он обнимал брата за дрожащие плечи. Нико жался к нему, как будто та сила, которую он ощущал в своем брате, могла проникнуть сквозь влажную кожу и промокшую насквозь одежду. Сол взял с койки брошенное туда тонкое одеяло и плотно завернул в него Нико.

— Надо тебя согреть.

В бетонной, холодной тишине зазвучали слова его матери: Умоляю тебя, сын мой, защити нашего маленького Нико.

— Я стараюсь, — сказал Сол в тишину. — И я не перестану стараться.

Лебланк явился в коровник под проливным дождем в сопровождении Вольфе. Сквозь щели в стенках Сол видел, как он поднимал ворот своего черного пальто.

— Лучше выходите подобру-поздорову! — крикнул Вольфе. — Не могу сказать, что хотел бы покалечить ребенка.

Лебланк устроил целое представление, целясь из своего револьвера в сторону коровника.

— Подумаешь, итальяшка. Невелика потеря.

Постоянный шорох беспокойства за Нико, который всегда жил в груди Сола, усилился до всепоглощающего рева.

Здесь, в тюрьме, Сол видел в нескольких метрах от себя уже не Вольфе, а просто очень пожилого человека. Стальные глаза. Сгорбился над письменным столом красного дерева, как будто его размер отражал внутреннюю силу.

— Откуда мне знать, — требовал от него Морис Бартелеми в тот день, четыре года назад. — Что не ты — убийца Хеннесси? Откуда мне знать, что это не тебя видел наш доблестный шеф в той аллее, где его застрелили? Откуда мне знать, что ты — не тот итальяшка, о котором он говорил перед своим последним вздохом?

Сол мог бы сказать ему, что на самом деле Хеннесси в той аллее видел его собственное лицо — и Франка Чернойя. Но у него было более важное дело.

— Мой брат, он пропал. Прошлой ночью. Во время бунта.

Человек закурил сигару.

— Вы, итальяшки, даже друг другу не верите.