В сумерках, когда кафе засветилось золотым светом и воздух наполнился смехом и облаками сахарной взвеси, Сол проскользнул сквозь толпу в так называемое Маленькое Палермо. Он бежал по лестницам, нырял в темные проходы, спрашивая у каждого встречного:
Но двери захлопывались, а люди скрывались в домах, прячась от толпы, которая все еще бурлила на улицах.
Наконец какая-то старуха, скрюченная, как пастуший посох, приоткрыла дверь на узенькую щелку — а потом, после вопроса Сола, еще чуть-чуть.
— Старуха — самая беззащитная в любой толпе, но и самая храбрая. Что может мне сделать эта толпа? Оборвать мою жизнь — так я и без того уже недалеко? Напугать? А то я не видела ни голода, ни смерти. Я-то надеялась, что смогу остановить ту толпу.
Она покачала головой.
— Это Джон Паркер завел толпу, чтобы люди кричали, махали кулаками, тащили невинных людей на улицы. Меня сшибли с ног. Топтали ногами, вот что это за толпа.
—
— Я видела, мальчик плакал, кричал,
Старуха притянула к себе Сола так близко, что их лица почти соприкоснулись.
—
Покрытый угольной пылью, Сол часами обыскивал вагон за вагоном. И наконец нашел своего брата скорчившимся за бочками рома и мадеры вместе с Чернойей, который на следующий день ушел искать работу на каменоломнях. Уже позже Сол узнал от другого сицилийца, что Чернойя уехал в какое-то имение в Северной Каролине, куда нанимали итальянцев, чтобы обшивать мрамором здание с башнями, о существовании которого еще где-то, кроме его памяти, снов и листа бумаги в кофейных пятнах, Сол до тех пор и не подозревал.
У Сола в голове сложился его собственный Пеллегрини — вся картина целиком. Почему человек с богатством и властью так и не отказался от поисков такого ничтожества, как Сальваторе Катафальмо. Да потому, что Сол понял, кто же стоял за убийством шефа полиции Хеннесси. А уж поверит ли кто-нибудь нищему сицилийцу? Этот вопрос Бартелеми не желал оставлять на волю судьбы. И более сильные люди, нежели Наполеон Нового Орлеана, в конце концов гибли из-за менее серьезных обстоятельств.
Уже уносясь вдаль в вагоне, направляющемся на Север, Сол видел лицо, стоящее за судами Линча, — и это был не столько Джон Паркер, рупор протеста, который возглавлял и направлял толпу, сколько сам Морис Бартелеми, блюститель прилива импорта-экспорта, который обогащал соленую кровь портовой жизни.
Бартелеми, чьими главными конкурентами были две могущественные итальянские семьи, Провезано и Матранга, которые тоже боролись за контроль над верфями.
Человек, который выиграл бы больше всех, если Новый Орлеан вдруг возненавидит итальянскую часть своего населения и перестанет ей верить.
Бартелеми, который теперь станет главным в порту, если сумеет остаться вне подозрений. Если Сальваторе Катафальмо и кого угодно другого, кто мог бы указать на него, найдут и заставят замолчать.
Морис Бартелеми, на чьей дочери мог бы отыграться Сол. Он думал об этом еще тогда, когда она была для него всего лишь именем, всего лишь отпрыском человека, повинного в стольких смертях. Он хотел ненавидеть ее так же, как и ее отца.
Все кокетство этой дочери, скорее всего, было дикой и опасной игрой, чтобы отвлечь Сола и управлять им — по крайней мере, сначала. Но скоро оно стало чем-то иным, причем для них обоих — смертельная петля, зыбучие пески.
В двери камеры брякнул ключ. Нико теснее прижался к нему, Сол крепче обхватил братишку рукой. В тесную камеру зашел Вольфе. Его лицо, сморщенное и напряженное, противоречило его попыткам вести непринужденный разговор.
Вольфе дернул головой в сторону Нико.
— Там горожане возмущаются, что нехорошо это, держать ребенка в тюрьме. Так что я сейчас заберу мальчишку.
— Нет, — Сол обхватил Нико обеими руками. Мальчик зарылся лицом в его грудь.
— Да не бойся. Мы его устроим. К кому-нибудь в дом.
— Мы вам не дадимся.
Снаружи камеры появился ухмыляющийся Лебланк.
— Хорошо, что я еще не уехал. Всегда готов помочь, даже когда поймал своего. — Он направил револьвер Солу в нос. — Я-то повезу в Новый Орлеан на суд не восьмилетнего мальчонку — ну, это если они тут не привлекут тебя за убийство. Тебя, Катафальмо. Только тебя.
Игнорируя Лебланка, Сол обратился к Вольфе:
— Умоляю вас. Моему брату будет страшно. Нико привык только ко мне.
Вольфе обхватил Нико поперек туловища. И потянул.
Руки Сола были сильнее, чем у Вольфе, он крепко держал брата.
— Пожалуйста, выслушайте.
Нико обхватил лицо Сола.
Лебланк прыгнул вперед и дал Солу в челюсть.
Покачнувшись от боли, Сол не выпустил брата.
— Без меня он не будет есть.