Позолоченная луна

— Я так прикидываю, ему противно, что приходится работать на чужаков, которых он ненавидит, что они с каждым днем всё богаче становятся. А еще, может, что надо работать с такими, как мы с тобой. Не всюду в этой стране белых заставляют работать в одной команде с людьми вроде нас.

Братчетт выворотил очередной ком земли.

— Да половина людей в наших горах, а сейчас, может, и побольше, не могут отказаться от твердой зарплаты, и особо после Паники, что случилась пару лет назад. Не сравнить с беспокойством насчет погоды, да не сгнили ли зерна, да не истощилась ли земля, а здешнюю-то зарплату дают, что бы ни было.

Втыкая лопату в грязь, Сол представлял себе Сицилию — землю в лимонной роще позади их дома, крытого красной черепицей: истощенную. Ставшую серой и сухой от многих лет выращивания цитрусовых, лишенную удобрений от лошадей хозяина, потому что хозяин больше не держал лошадей.

Шенк, наблюдая за напряженностью между членами своей команды, нервно затеребил кончики усов.

— Вот что. Мы не разрешаем в команде никаких ссор.

Вотт што. Мы не рассрешаем…

Сол работал рядом с Братчеттом, Тейт косо посматривал в их сторону.

Но темнокожий человек рядом с Солом был занят, мерно вонзая лезвие мотыги в землю и выворачивая ее. Если он и видел эти взгляды, он не обращал на них внимания.

В полдень, когда солнце пробилось сквозь последние оставшиеся на березах листья, старик с густой бородой выудил из ручья судок со своим обедом. Порывшись в судке, он вытащил из него нечто, напомнившее Солу комок бурой кукурузной муки, и засунул его целиком в рот.

— Кукурузный щен, — сказал он Солу с набитым ртом.

Сол видел, какая нищета царила в этих горах — почти такая же, как у них в Палермо. Он с широко раскрытыми глазами поглядел на Братчетта.

— Щен? Это же не…

Братчетт ухмыльнулся.

— Не, собачатина в состав не входит.

Без обеда, потратив все деньги на пансион в деревне, где теперь находился Нико, Сол лег на спину под кустом болиголова, зеленеющим среди алых кленов. Братчетт подтолкнул его.

— Не могу доесть всю форель. Элла, моя жена, зажарила такую здоровущую.

Собрав все мужество, Сол помотал головой.

— Я не голоден. — И, уже более честно, добавил: — Не могу я брать у тебя еду.

— Элла не обрадуется, если я выкину ее обед.

Было ясно, что Братчетт делится с ним из жалости. Но Сол умирал от голода.

— Спасибо. Grazie. — Он проглотил рыбу в четыре укуса, стыдясь, что не может скрыть голода. По крайней мере, ему потом заплатят. И, может, он сможет отплатить Братчетту тем же.

Сложив ладони, Сол зачерпнул воды из ручья. Ледяная вода была сладкой, как будто в нее стекали летние соки.

— Копайте ямы глубже, — сказал Шенк, проезжая мимо. Когда он был верхом, его акцент звучал сильнее, как будто управлять одновременно и лошадью, и английским ему было трудно. — И помните — не в одну линию.

Соскочив в яму, которую рыл, Сол поднял мотыгу над головой и обрушил на камень. Земля на Сицилии тоже была полна камней — вулканическая почва. Владельцы виноградника, разбитого выше по холму над цитрусовой рощей его матери, говорили, что вулканическая почва очень хороша для винограда, что она влажна даже в сухие годы и что вкус вина становится непревзойденным.

Но эти люди платили другим за то, чтобы те копали их землю. Для Сола же земля была только врагом, которого надо победить.

Братчетт внезапно сказал:

— Вчера Вольфе носился по городу, желая засадить Лин Йонга в тюрьму, да только доказательств не хватило. Как думаешь, кого из нас он потянет следующим?

Сол поворошил лопатой кучку торфа и бросил в яму лопату навоза.

— Я из Сицилии, мне ничего не поможет.

— Господи, скажи-ка опять за свое, — но глаза Братчетта все равно были добрыми.

— Я был на поезде, — добавил Сол. — И на станции. Поэтому я в списке подозреваемых.

Братчетт на секунду выпрямил спину.

— Ну да. И ты, и я.

— Ты? Но ты же живешь здесь много лет?

Братчетт закатал правой рукой левый рукав, а потом подтянул рукав на больной, свободно висевшей руке, зубами. После чего указал головой на свои руки.

— Ты не забывай про цвет. У них-то с этим проблемы нет.

Сол посмотрел на него.

— Значит, мы равны?

Братчетт приподнял уголки губ.

— Да.

— Сомнительные люди.

Братчетт усмехнулся.

— Кого подозревают. Ага. Это мы и есть. — Он поправил шапку на голове. — Да, может, так и есть, как ты говоришь: сомнительные люди. Да только у меня есть свои мысли, кто что скрывает.

Сол сказал чуть громче, чтобы Братчетт расслышал его из ямы:

— А этот Тейт, он не любит новых? Хозяина Билтмора?

На краю его ямы появился сам Дирг Тейт.

— Слышал тут свое чертово имя?

Братчетт, не переставая копать, бодро ответил:

— Иди работать, Тейт.

Сол сдерживал свой характер все утро. И теперь, похоже, запор расшатался. Подняв голову от камня, который он выкапывал, он закинул лопату на плечо.

— У нас на Сицилии, когда человек…

— А что, похоже, — возмутился Тейт, — что мне не плевать на ту Сицилию?

Братчетт покачал головой.

Ради Братчетта Сол снова заставил себя копать.

— Тем хуже для тебя.