— Вот именно, — заметил Вольфе. — Именно поэтому я и сказал этой парочке, что они не могут торговать своими мерзкими корешками возле самого лучшего в городе магазина. Да и люди об них спотыкаются. И это не то, что хотел бы тут видеть хозяин.
Перед парадным входом в «Бон Марше» Талли и Джарси разложили полукругом несколько рядов женьшеневых корней. Кривые коричневые коренья лежали там, как искореженные тельца странных кукол. У корня женьшеня тысячи полезных свойств, и близнецы, должно быть, многие дни часами искали и откапывали их. Но Керри понимала, как все это выглядит в глазах городских жителей.
Обхватив близнецов руками, она хотела бы заткнуть им уши, чтобы они не услышали того, на что намекал офицер — что нищие горцы, пытающиеся выжить как могут, представляют собой неприятное зрелище.
— Мы заберем их отсюда, — сказала она Вольфе.
А близнецам добавила:
— И продадим в другом месте. За наличные, которые вы честно заработали, чтобы помочь. Вам, должно быть, пришлось немало потрудиться.
Нагнувшись и чмокнув каждого из близнецов в макушку, Керри снова взглянула в сторону «Бон Марше».
Там, у окна, стояли Джон Кэбот и Мэдисон Грант. Они наблюдали за уличной сценкой. К ним еще присоединились две дамы, у каждой из которых на шее было жемчужное ожерелье, сияющее сквозь стекло безупречным белым отсветом.
Глава 15
Проведя в беспокойстве полдня после того как полицейский остановил их компанию на выходе из «Бон Марше», чтобы задать вопросы про убитого репортера, Лилли решила сосредоточиться на улыбках. Она напоминала себе, что пути к отступлению нет. Что сделано, то сделано.
Если бы она могла двигаться только вперед… И не тащить за собой свое прошлое, как якорь. Не слышать больше отцовского голоса в своей голове.
Бывает время, дорогая малышка, когда мужчина должен брать дела в свои руки. Иначе каждый чертов Джапетто заставил бы меня платить королевский выкуп за то, что они будут делать на моей верфи, что хотят.
Лилли вытрясла этот голос из головы.
С того убийства на станции ее каждую ночь мучили кошмары. Репортер наклонялся над ее постелью, указывая на нее пальцем. Иногда к нему присоединялся малыш из Нового Орлеана, его хромая нога становилась толстой, как ствол дерева, и он волок ее за собой. Совершенно невероятно, что ей снова пришлось встретить того же самого ребенка, которого она увидела с балкона в Новом Орлеане, — и именно в тот момент, когда его искалечили. А теперь, словно всего этого было мало, она еще должна видеть его во сне.
Так что спала она плохо, невзирая на все удобства «Бэттери Парк». И даже, как утверждала Эмили, начала бродить по ночам — от чего Лилли отмахивалась каждое утро за гостиничным завтраком.
— Сон, — отвечала она Эмили, — это для тех, у кого не хватает воображения на то, что можно делать в лунном свете.
Выдавив легкий смешок, она шла между Грантом и Кэботом по оранжерее Билтмора.
— Мне кажется так забавно, что вы оба обвиняете друг друга в преступлении, — она сделала паузу для большего драматического эффекта. —
И сама внутренне сжалась при слове
Грант, с его крокодильей улыбкой, только засунул руки поглубже в карманы брюк. А Кэбот продолжал смотреть вперед, на окружающие поместье горы.
Гости следовали за хозяином мимо последних орхидей оранжереи, через огороженный сад. По другую сторону от Эмили семенил сенбернар Седрик — по следам хозяина, как всегда старалась делать эта зверюга.
—
Кэбот застыл.
Но Грант просто отмахнулся.
— Полагаю, Кэбот опасается, что я при первой же возможности мог бы злоупотребить привязанностью юной дамы. В целом он намекает, что у меня репутация волокиты, несмотря на аристократическое происхождение. Но я не могу удержаться от вопроса: почему, собственно,
Лилли попыталась проявить великодушие.