Позвоночник

Осознать сказанное, про мать, Юна не успела. Из промзоны, с треском сломав ворота, вырвался черный слон. Огромный, злой, бивни, как сабли, понесся через пустырь, через широкое русло, прямо в город. «Там люди, – подумала защитница, – они в опасности». Сорвалась и побежала, ранами по воде, налево, срезая, к асфальту, в город; перешла реку вброд. Пока переходила, дошло: нет там никаких людей. Вокруг нее – только она сама. Раздались выстрелы. Стреляли из окон. Кто из пистолета, кто из винтовки. В спину ему, из промзоны, поверх забора с колючей проволокой, не стреляли. Показалась базука. Слон упал, обливаясь кровью. Шкура его, достаточно толстая для джунглей, не выдержала других джунглей: городских. Окна закрылись. День или ночь, было непонятно, серое небо, серый бетон. Земля треснула.

Юна подбежала к слону, дыша. Легкие жгло огнём. Кололо в боку, в районе поджелудочной, хотя колоть не могло: она ведь здесь не вся, то есть без тела, как… Слон умирал. Из глаза текла слеза. Кратеры, взорванные пулями, сочились. Девушка, ощущая себя не собой, а больше им, опустилась на колени. Раны, растравленные бегом, сочились. Слон посмотрел на неё. С таким участием и любовью, что никак нельзя предположить в животном. Из глаз хлынули слезы. «Ты – это я, – прошептала она, – я тебя убиваю, сама, я – это они, я тебя убила, я убила себя». Не спала. Не ела. Пила, курила, нюхала. Глушила обезболом. Слон дернулся и обмяк. Вся в пыли, на коленях, между дымом и дымом, Юна гладила огромную черную морду с хоботом, гладила и гладила, гладила и захлебывалась слезами от жалости. К слону, внешней себе. Никогда не испытывав ничего даже прохожего к себе самой, внутренней. Черный слон – инстинктивная природа человека. Инстинкты пугают тех, кто не умеет с ними договариваться. Глупцы желают их смерти, мудрый же – находит общий язык. Облагораживаясь сам, облагораживает их. Глупцы населяли этот город. Некому было их обучить. Юна вытерла глаза подолом и поднялась с земли. Труп остался лежать. Нужно было идти дальше. «Они держали его в плену, заставляли работать, хотя он болел, по нему видно, больной был уже, старый… старый? Сколько тебе лет, подруга?» Рассмеялась бы, да смех застрял в горле. Возраст – это не сколько, а как. Возраст – это вес пережитой боли.