Позвоночник

Цепи звякнули. «Может, это… попробуешь? – шепотом обратилась Юна к йогу. Вампир, как и зомби, пугал её, старик настораживал. Йог выглядел адекватным. «Нет уж, – нахмурился он. Хмурые морщины ужасно ему не шли, будто были не его. Краденые морщины. – Как, с позволения спросить, я их поведу, если сам не знаю, куда идти? Мы подчиняемся королеве. Королева шлет сигналы. А сейчас она – без связи, с перерубленными каналами, в башне. Дай боже, чтобы жива была. Если дойдешь дотуда, – смягчил лицо и тон, – передай ей, что я жду её. Одно её слово, и они все, все трое, пойдут за мной. Они, – понизил голос, – и сами бы рады. Для них это неестественно, руководить. Как для Пэт». Юна вздрогнула: они знают Патрицию. Они знают всё. Даже белое, голое, сморщенное создание, за которым волокутся остальные, и то знает. И Германа… И… «Ты вёл, когда Тимур был, да?» – спросила тихо. «Да, – безжалостно подтвердил йог. «Помнишь, что было в твоей голове, в те двенадцать часов?» Юна уже не дрожала. Её трясло. «Ничего, – озвучила просто, как факт. – Там, где мы, конец мысли и начало чего-то большего». «Вот тебе и ответ, – улыбнулся отреченец, – чтобы достичь высшего, не обязательно держать строгую аскезу. У каждого свой путь. Кто-то медитирует. Кто-то молится. Кто-то творит. А кто-то соединяет противоположности… иным способом. Ты не подумай, у моих собратьев это не в чести. Опасный путь. Тебе вот удалось взлететь. Но падать – как, понравилось? – он засмеялся. – Левый путь… опасный, через взрыв, через контраст, через единство того, что не может быть единым, на внешнем уровне. Страшный путь. Потому ты больше по нему и не ходишь. Хотя многие лезут, не понимая то, что понимаешь ты: момент вечности – это именно момент. Там нет места личности. Там личность умирает». Говорящий замолчал. Кама взревел. Нечленораздельно, протяжно. Взревел и дернул цепь в сторону. За ним, ругаясь, двинулись остальные, влекомые силой: безглазой, дикой силой, которую ни обуздать, ни остановить без королевы было невозможно. «Жрать хочет», – пояснил Артха. «Сколько можно», – пробурчал Дхарма. «Доберись до башни, Юна, – проронил Мокша. – Она там. Она знает, что делать». Вся четверка, гремя железом, поплелась прочь. Юна пошла было за ними, но отстала. Зомби был сильнее неё. Остановилась подышать и, вдруг, рванула с места, перешла на бег, крича: «Стой, – озаренная догадкой, – стой, Мокша! Скажи… Королева, она – сестра Смерти? Сестра-близнец?» Ответа не последовало. Четверка стражей исчезла без следа. Искала, искала, ходила, ходила: не нашла.

Пахло гарью и дымом. С каждым шагом запах усиливался. «Змея, – думала Юна, – смерть – змея, свернутая клубком. Змий, спящий в ветвях. Мировое древо. Бар у подножия города. Кундалини! Смерть – это Кундалини, я читала про неё, когда-то давным-давно: энергия вечности, свернутая в три с половиной кольца, у основания позвоночника, под первой чакрой. Надо, чтобы она развернулась обоими лицами. Темная энергия, энергия смерти поднимается вверх по ярусам, и, чем выше, тем становится светлее, пока ни превратится в чистую любовь, единую с вселенским сознанием. Помимо меня тут больше никого нет. Надо дойти до верха». Картина прояснялась. Теперь она знала.

Наблюдение: улицы пусты, куда ни поверни, ни одного человека. Дома, сколько бы их ни было, образовывали огромный полукруг. Если бы Юна взлетела над промзоной, увидела бы, что та также имеет полукруглую форму. Вместе они создавали круг с красной рекой посередине. Реками на окраинах. Круг в V-образном вырезе.

Там, где между асфальтированными участками оставалась земля, лежала красно-коричневая пыль.