Позвоночник

Туман оказался живым и полным призраков. Со всех сторон к ней тянулись руки, "дай". Отбиваться от них было нечем. Всё, что она могла – бежать, бежать, куда глаза глядят, не глядя, вперёд; и она бежала. Кошмары Пэт о бывших ожили в её сне: все они хотели пить её, жить её. Пить её жизнь. Сколько бы ни прошло времени, связи оставались здесь, каждый из партнеров по сексу, даже случайных, имел сюда доступ, тянулся за добавкой: пить. Здесь были и те, с кем не было секса как такового, только массаж, а, прямо говоря, тайская дрочка. Их количество измерялось тысячами. Сквозь туман, густой, как сироп, отвоевывая шаг за шагом, Юна шла. «Глубоко под водой, – мелькнуло в уме. – Так трудно… Нельзя останавливаться, там королева, она всё знает, нужно найти королеву». Пленка натянулась, копируя её очертания спереди, и лопнула, чтобы закрыться за спиной. Прорвалась. Спасена. Преследователей не выпускала мембрана, давшая выйти ей. Они, похожие на плотные сгустки тумана, с зубами, бились о невидимую преграду. «Надо отрезать их от себя, – решила она, – первого же встречного и спрошу, как это делается». Если встреченный не окажется одним из них. Юна поежилась. Себя встречать, без фильтров, бывает не очень весело. «Так вот куда утекают мои силы», – осознала она и ужаснулась, и выдохнула. Осознание – благо, даже когда осознание горькое. Лицо погладил свежий ветерок. Ногам было мягко и тепло. Зеленела трава. После асфальта и бетона, и сухой земли, этот район показался ей раем. Здесь уже наступила ночь (сколько она была в тумане? который час? который год?). Луна светилась, как фонарик Морского черта на дне, зазывая: плыви сюда, ближе, не бойся. Квартал звал неоном. Призыв с неба – ярче. Там нет фейс-контроля. Небо светит всем.

Как и первый, второй круг был разделён на две половинки. Справа веселились. Слева располагалась электростанция, посылавшая электричество и в сам район, и за его пределы. «Тут работают женщины, – поняла она вдруг, хотя пришла сюда впервые, – мужчины отдыхают». Прямо как в клубе. Как дома. Усмешка ей в губы брызнула сама: «Скольких ты, душечка, кормишь собой?» Слезы не брызнули, а вот усмешка – да. «Одного Германа обделила, бедного. Вот он и бесится», – смешно стало, аж до чертей.

И она двинулась прямо в гущу домов, через поле, в междуречье. Каждый дом здесь отличался от другого. Были маленькие, для приватных встреч, многоэтажные особняки с колоннами, в греческом стиле, увитые плющом, готические храмы, прокалывающие шпилем небеса, будто госпожа шпилькой – рабскую грудь. Что ни дом, то архитектурный триумф. Юна гуляла, любуясь: надо же. Хороша была, чаровница, блядушка, её вторая чакра. Гуляла Юна, пока внимание её ни привлёк собор, душком напоминающий бордель. Оттуда доносилась музыка. Туда её манило что-то, что было не рассудком, но ей самой: распутной и живой. Настолько живой, насколько это возможно, когда ты в коме. Охраны у входа не стояло. Юна шагнула внутрь.