Добротный двухэтажный особняк. Как и большинство здешних домов, на высоком каменном фундаменте, причем, учитывая рельефность – с фасада получается на пол этажа выше. Свет горит в нескольких окнах. В основном, цокольного яруса.
– А здесь охраны нет? – интересуется Малышев.
– Есть… Но не в доме… На горе пост оборудован. Днем несут дежурство, а в темное время суток в доме отдыхают. В той части, для прислуги. Не волнуйтесь, лишних глаз и ушей нет. А те, кто может вас увидеть, никому ничего не скажет.
– Вы так уверены в преданности своих людей?
– О, нет… – рассмеялся гауптштурмфюрер. – В этом мне помог наш общий друг Генрих.
– Я? – удивился Хорст.
– Именно… Когда я впервые увидел вашего, гм… садовника… то сразу понял, сколько преимущества у немых слуг. А если они при этом еще и писать не умеют… так и вовсе здорово. Ни сплетен, ни доносов.
– Где же столько немых взять? – словно удивился Митрохин.
– Разве это проблема, камрад, Густав?.. – гестаповец пожал плечами. – Если фюрер скажет, что это необходимо для нашей победы, уверяю тебя, рейхсфюрер СС найдет способ. А немецкий народ отнесется к этому с пониманием. А у прочих разных унтерменш никто и спрашивать не станет.
Поскольку он опять искал одобрения у меня, пришлось многозначительно покивать.
– Да… да… – и демонстративно поежился. Прохладно, мол.
– Прошу прощения, господин полковник… Прошу в дом… Проходите… Генрих, будь другом, проводи наших гостей в гостиную. А я пока отдам прислуге соответствующие распоряжения. С вашего разрешения?
Гауптштурмфюрер опять смотрел на меня, но Митрохин, стоя у него за спиной, незаметно кивнул.
– Гут…
Понимая, что мое "глубокое" познание немецкого в любую секунду может быть раскрыто любым, совершенно случайным вопросом, Хорст поспешно подхватил меня под руку и потащил в сторону крыльца. Усиленно жестикулируя и что-то, как я понял по тону, нахваливая.
М-да… Ну почему у нас в школе английский преподавали, а не немецкий. Хотя, с другой стороны, если бы я знал немецкий, но не знал английского – как бы договорился с Флемингом? О-хо-хо… Не зря говорят, что сколько языков человек знает, во столько же раз он и умнее.
– Может, озвучить прежнюю версию о контузии? – быстро зашептал мне англичанин, улучив момент, когда мы снова остались без гестаповца. – Все же ваша неразговорчивость начинает становиться подозрительной.
– Только в самом крайнем случае. Пока спишем на снобизм и степень опьянения.
– Хорошо…
Через прихожую вошли в небольшую комнату, где оставили фуражки. А уже оттуда прошли в гостиную. Большое помещение… Посредине небольшой обеденный стол, на шесть или восемь персон. Сейчас пустой, только ваза с фруктами на темно-бордовой плюшевой скатерти. Вдоль двух стен большие мягкие диваны. В просвете между окнами – мягкое кресло. А вот в дальнем угле какое-то странное сооружение. Больше всего похожее на "козла". Не животное, а спортивный снаряд. Под потолком большая люстра, на пять лампочек. Сейчас горит только одна. А рядом с диванами и креслом – высокие торшеры, под зелеными абажурами.
На стенах большие картины в тяжелых дубовых рамах. Видимо, именно за ними и прячутся объективы фотоаппаратов. А в ближнем углу, рядом с дверью – этажерка. На ней массивный подсвечник, на пять свечей и… не знаю даже как правильно назвать, проигрывателем, что ли… Только вместо динамика раструб. Патефон, кажется… А на нижних полках коробки с пластинками. Надеюсь, там не только бравурные нацистские марши… Хотя, какая разница? Ни Утесова, ни Шульженко, ни Бернеса в этой фонотеке все равно нет. М-да… Феерическая была бы картинка – четверо фрицев внемлют мягкому голосу Марка Наумовича, задушевно вопрошающего "С чего начинается Родина?"
Нет, не получится. Эта песня из более позднего репертуара. К фильму "Щит и меч" написана. А жаль… Очень была бы в тему.
Осмотревшись, я решил, что намного удобнее будет, если я смогу хоть немного уединиться. В том смысле, чтобы никто не мог сесть рядом и пытаться заговорить со мной… Поэтому, на правах старшего по званию, решительно направился к отдельно стоящему креслу. В которое и уселся с видом человека, не слишком трезвого, но уже в том состоянии, когда не столько тянет на подвиги, как хочется расслабиться и вздремнуть. Кстати, хорошая идея! Не думаю, что гауптштурмфюрер настолько обнаглеет, что осмелиться меня будить. Так что я демонстративно повозился, выбрал самую удобную позицию и прикрыл глаза.
Митрохин с англичанином, обменялись короткими репликами, но судя по улыбкам, оценили мою затею положительно. Переглянулись и заняли место за столом, лицом к двери.
Та не долго оставалась закрытой. Послышались шаги, и створки широко распахнулись. Довольно улыбающийся гестаповец вошел первым.
– Господа! Минуточку внимания, к нам гости.
Потом театрально повернулся боком и сделал пригласительный жест:
– Фройляйн, прошу… Не стесняйтесь.