Позывные Зурбагана

- Дело не в секрете. Несбыточная мечта, понимаешь. А я решил... Мечта у меня такая... - смущенно начал он,- чтоб деревья... скажем кедры, ну и дубы и другие, вырастали не за полвека, а за год-два... Понимаешь? Кто-нибудь у нас в стране работает над этой проблемой? Я бы согласился на любую работу помогать.

- Андрей! Андрей! Андрей!

- Может, в Москве есть такой профессор?

- Балда. Здесь, в Зурбагане, есть. Давай твой адрес.

- Врешь?!

- Честное слово! Таисия Константиновна Терехова ее имя. Я узнаю насчет тебя и напишу. Адрес!

- На конверт с моим адресом.- Он сунул мне конверт, крепко обнял, и мы разошлись по своим машинам.

Его звали Иван Ракитин. Работал он на золотых приисках.

- Не понимаю, о чем вы могли столько говорить? - удивился Кирилл, когда я уже вел "Татру".

- О его мечте,- коротко ответил я.

- Какая может быть у него мечта? Побольше заработать денег, а потом прогулять их в "жилухе"?

- Ошибаетесь, Кирилл Георгиевич,- негодующе возразил я и рассказал о мечте Ивана Ракитина.

- Не верю,- усмехнулся Кирилл,- это ты сам сейчас придумал. Разве я не знаю, какой ты фантазер.

- Ты тоже не веришь, Христина? - спросил я, помолчав.

- Разумеется, верю,- строго ответила она. Кирилл пожал плечами.

- Да он же из колонии, разве вы не заметили?

- Подрался и получил за это срок,- возразил я, стараясь не горячиться.Жизнь прожить - не поле перейти. Я верю в Ивана Ракитина.

- Да ты и видел-то его пять минут.

- Хоть пять секунд. Все равно верю. И я ему помогу.

Мы долго молчали. Трасса разворачивалась, как на экране широкоформатного кино,- заснеженная тайга, перевалы, спуски, подъемы. Стекла от нашего дыхания замерзли - узоры, похожие на серебряные листья.

Уже на подъезде к Зурбагану - зимник опять шел по реке - тайгу сильно тряхнуло (балла четыре). Сразу образовалась огромнейшая наледь. Мы очутились в воде. Я осторожно вел машину, чертыхаясь (до дома оставалось километров тридцать), когда "Татра" вдруг с грохотом провалилась в яму, полную воды и снега. Сидела, словно в капкане, вода плескалась у самой дверцы. Наверху горела лишь красная лампа стоп-сигнала. Лед под нами гудел, трещал и содрогался.

- Все. Конец нам,- произнесла Христина. Кирилл угрюмо молчал.

- Придется вылезать в ледяную воду? - спросил он меня мрачно.

- Зачем? Подождем попутной. Вытащит нас.

- Здесь глубоко.

- Лед толстый. Лишь бы не вмерзнуть. Сидите спокойно. Хотите, буду читать вам стихи? - Решил я их приободрить.

- Чьи? - поинтересовалась Христина.

- Марины Цветаевой.

- Читай.

Я как раз читал им чудесное стихотворение из цикла "Бессонница", когда на залитой водой трассе показались четыре "Татры".

Крик разлук и встреч

Ты окно в ночи!

Может - сотни свеч,

Может - три свечи...

Нет и нет уму

Моему - покоя.

- Машины! Машины! - закричала Христина, не дослушав Цветаеву.

Нас вытащили через час. Помучились изрядно. Бросили нам трос и тащили, тащили... Сами чуть не провалились.

Выехали на твердую землю. Миновали знакомый мостик.

- Слушай, Андрей,- вдруг засмеялся Кирилл,- ты хоть понимаешь, что работаешь в экстремальных условиях?

- Что? Ерунда какая! Кабину войлоком обили для тепла - и экстремальные условия вам? Черта с два!

- Не понимаю. Единственный сынок у мамы, где ты мог закалиться?

От негодования я так крутанул баранку, что чуть не съехал в кювет.

- Ничего вы не понимаете. Я с шести лет забочусь о маме.

Она же приходила с работы еле живая от усталости. Не она меня, а я ее баловал, сколько умел и мог. Ну, а закалку я прошел у тренера Чешкова, это почище сибирской.

Мы расхохотались и так, смеясь, въехали в Зурбаган. Было восемь вечера, температура 52 градуса.

Все-таки этот рейс был один из тяжелых. Я отвел "Татру" на автобазу, и Кузькин, взглянув на мое лицо, отвез на своей машине в пекарню, сказав, что по пути.

- Прими аспирин и ложись спать,- посоветовал он.

На другой день было воскресенье, и я проснулся аж в одиннадцатом часу. Отоспался за все эти десять суток.

Меня ждала обильная почта: письмо от Маринки, от знакомых ребят и телеграмма для Жени.

После завтрака я решил пойти к Скомороховым и отнести телеграмму. Потеплее одевшись, я отправился к ним.

Аленка с радостным воплем бросилась мне на шею. Я отдал ей подарок заводного робота - и лишь тогда сообразил, что девочке больше подошла бы кукла. Но Аленка от робота была в восторге, тут же завела его ключиком и пустила расхаживать по полу. ("Надо бы два взять - и ей и себе",- подумал я с запоздалым сожалением.)

Передав Жене телеграмму, я стал пока разговаривать с Маргаритой. Она очень благодарила меня за цветы и за то, что я помыл к их приезду пол. Соседка, у которой я брал ведро, была от меня в восторге (еще говорят, молодежь пошла плохая, врут все, сукины сыны!).

Мы посмеялись немного, но тут нас испугал Женя.

- Ритонька! - крикнул он. Заметно побледнев, протянул ей телеграмму. Маргарита прочла и отдала ее мне.

В телеграмме извещали о смерти первой его жены и запрашивали насчет ребенка: заберет ли он его себе или отдать девочку родителям погибшей?