Прах Энджелы. Воспоминания

Я заползаю под корову и тяну за сосок, но она лягается, надвигается на меня и я думаю: ну все, мне крышка. Пэдди перебирается ко мне, показывает, как надо доить, и молоко бьет струей. Мы лежим вдвоем под одной коровой, набиваем брюхо молоком и радуемся, но вдруг раздается чей-то окрик, и мы видим, что к нам по полю несется фермер с палкой в руках. Мы мигом перемахиваем через ограду, а фермер в резиновых сапогах и добраться до нас не может. Он стоит у стены, трясет палкой и вопит, что если когда-нибудь нас поймает, то сапоги затолкает нам в задницу по самое голенище, а мы смеемся, потому что он ничего нам сделать не может, и я думаю: откуда на свете столько голодных, когда кругом полно молока и яблок.

Пэдди легко сказать: пусть Дотти засунет яблоко себе в задницу, - а я не хочу всю жизнь обчищать огороды и доить коров. Я всегда стараюсь выиграть приз - яблочную кожуру, чтобы дома потом рассказать папе, как я отвечал на трудные вопросы.

Мы идем обратно через Баллинакурру. Начинается дождь, сверкают молнии, и мы пускаемся бежать, но я бегу еле-еле, потому что у меня на ботинке подошва шлепает и я того гляди споткнусь. А Пэдди босой, ему пробежаться - раз плюнуть, и он громко шлепает по мостовой. У меня и ботинки, и носки промокли насквозь и теперь шмякают. Пэдди замечает, что звуки у нас получаются разные, и мы сочиняем песенку: шлеп, шлеп, шмяк, шмяк, шлеп и шмяк, шмяк и шлеп. Мы так смеемся от этого, что хватаемся друг за друга, чтоб не упасть. Дождь льет пуще; мы знаем, что под деревом становиться нельзя, иначе в уголек превратишься, поэтому встаем на чье-то крыльцо - но через минуту дверь открывает дородная горничная в белой шапочке и черном платье с белым фартучком и прогоняет нас: убирайтесь, нечего людей позорить. Мы убегаем, и Пэдди кричит ей вслед: телка маллингарская, жадина-говядина, и от смеха так заходится, что, обессиленный, прислоняется к стене. Мы вымокли до нитки, и прятаться от дождя уже нет смысла, так что мы не спеша бредем по О’Коннел Авеню. Пэдди говорит, что «телка маллингарская» - выражение его дяди Питера, который служил в английских войсках в Индии, у него даже есть фотография, на которой он вместе с другими солдатами - у всех каски, ружья и патронташи через плечо; некоторые из них темнокожие - это индийцы, которые остались верны королю. Дядя Питер прекрасно жил себе в местечке под названием Кашмир, а там лучше, чем в Килларни, которое все вечно расхваливают и про которое в песнях поют. Пэдди снова заводит свою шарманку: будто он убежит из дому и будет жить в Индии, в шелковой палатке, с девушкой, у которой на лбу красная точка, и есть инжир и карри, а от этого просыпается аппетит, хотя живот набит молоком и яблоками.

Дождь прекращается, и у нас над головой поют птицы. Пэдди говорит, что это утки или гуси, или перелетные какие-то птицы, которые направляются в Африку, где чудесно и тепло. Птицы умнее нас: на Шеннон прилетают отдыхать, а потом возвращаются в теплые страны - может, и в Индию улетают. Пэдди говорит, что напишет мне письмо, когда туда доберется, и я тоже приеду в Индию и найду себе девушку с красной точкой.

А зачем эта точка, Пэдди?

Она значит «высший класс» - самое лучшее.

Но Пэдди, разве кто-то из благородных станет с тобой общаться, если узнает, что ты из Лимерика, с переулочка, и у тебя нет ботинок?

В Индии - конечно, это в Англии знать задается. Те даже пар над мочой для тебя пожалеют.

Пар над мочой? Ну и ну, Пэдди, ты сам это выдумал?

Не-а, так мой отец говорит. Он лежит в постели, кашляет, плюется и клянет англичан, на чем свет стоит.

«Пар над мочой», думаю я. Никому не расскажу. Буду расхаживать по Лимерику и говорить: пар над мочой, пар над мочой, - а когда однажды уеду в Америку, там этого больше никто вообще знать не будет.

Куигли-вопросник подкатывает к нам на большом женском велосипеде и окликает меня: эй, Фрэнки Маккорт, а тебя убьют. Дотти O’Нил послал твоим родителям записку, пожаловался, что тебя в школе после обеда не было, и что вы с Пэдди Клохесси прогульщики. Теперь все, тебя мать убьет. Твой отец ищет тебя по всему городу, и он тоже тебя убьет.

О Боже, внутри у меня все холодеет и мне жаль, что нельзя прямо сейчас попасть в Индию, где чудесно и тепло и нет никакой школы, и где отец нипочем меня не отыщет и не убьет. Вовсе мы не прогульщики, возмущается Пэдди. Финтан Слэттери заморил нас голодом, а за булочкой с молоком мы сбегать не успевали. Потом Пэдди мне говорит: не обращай внимания, Фрэнки, это все ерунда. Моим вечно шлют какие-то записки, а мы ими подтираемся.

Но мои родители никогда бы не подтерлись запиской от преподавателя, и мне страшно идти домой. Вопросник, посмеиваясь, уезжает на велосипеде, и я не понимаю, что тут смешного, ведь он и сам когда-то из дому убегал и спал в овраге с четырьмя козами, а это куда хуже, чем прогулять половину учебного дня.

Теперь я мог бы свернуть на Бэррак Роуд, пойти домой и признаться родителям, что я уроки прогулял, потому что был голоден, и мне стыдно, но тут Пэдди говорит: айда на Док Роуд, камнями в Шеннон кидаться.