Я дрожу, потому что в комнате холодно и одежда на мне сырая. Пэдди тоже дрожит, но он спит и не понимает, что ему холодно. Я не знаю, оставаться ли мне тут, или лучше встать и пойти домой, но кто захочет бродить по улицам, когда полицейский может пристать к тебе с вопросами. Мои родители и братья далеко и я впервые без них ночую, и думаю, что дома все-таки лучше - пускай там туалет вонючий и конюшня по соседству. Плохо, когда у нас на кухне озера стоят и нам приходится перебираться наверх в Италию, но куда хуже Клохесси, которым надо четыре пролета спускаться до туалета, поскальзываясь по пути на какашках. Лучше бы я в овраге сидел с четырьмя козами.
Я то проваливаюсь в сон, то просыпаюсь, и в конце концов, миссис Клохесси принимается всех будить и расталкивать, и я просыпаюсь окончательно. Все легли спать в одежде, поэтому и одеваться никому не надо, и никто ни с кем не дерется. Дети ноют и выбегают за дверь, спеша вниз, к туалету на заднем дворе. Мне туда тоже надо, и я спускаюсь вместе с Пэдди, но там сидит его сестра Пегги, и мы писаем у стенки. А я все маме расскажу, говорит она, и Пэдди грозит ей: заткнись, или я тебя в эту несчастную дырку затолкаю. Она вылетает из туалета, натягивает трусы и бежит по лестнице с криком: расскажу, все расскажу, и когда мы возвращаемся в комнату, миссис Клохесси отвешивает Пэдди подзатыльник, чтоб не обижал бедную сестренку. Пэдди не выступает, потому что миссис Клохесси наливает кашу в миску, в чашки и стеклянные банки, и велит нам: ешьте, и марш в школу. Она садится за стол и ест кашу. Волосы у нее грязные, серо-черного цвета, пряди свисают в миску, и к ним пристают комочки каши и капли молока. Дети с чавканьем поглощают кашу и жалуются, что не наелись и умирают от голода. Носы у них сопливые, глаза красные, и на коленках болячки. Мистер Клохесси кашляет, ерзает в постели и отрыгивает большие шмотки крови. Я выбегаю из комнаты и меня тошнит на лестницу, где нету одной ступеньки, и каша с кусочками яблок льется на нижний этаж, а там люди ходят туда-сюда, в туалет и обратно. Пэдди подходит ко мне и говорит: ну и ладно, тут на лестнице все подряд рыгают и срут, да и весь этот дом несчастный того гляди развалится.
Я теперь не знаю, что делать. Если в школу вернусь, меня там убьют. Но зачем, вообще, мне идти в школу или домой, где меня убивать будут, если можно отправиться за город и кормиться молоком и яблоками всю оставшуюся жизнь, а потом уехать в Америку? Идем, говорит Пэдди. Все равно школа - сплошная дуриловка, а преподы - психи.
В дверь стучатся и спрашивают Клохесси. На пороге стоит моя мама и держит за руку моего младшего брата Майкла, а вместе с ними - гард Денни, ответственный за посещаемость в школах. Мама видит меня и говорит: ты откуда тут взялся в одном ботинке? А гард Денни говорит: знаете, миссис, думаю, более интересен вопрос: откуда ты взялся без одного ботинка, ха-ха.
Майкл бросается ко мне. Мамочка плакала. Фрэнки, из-за тебя мамочка плакала.
Где тебя носило всю ночь? - говорит она.
Я здесь был.
А я тут с ума схожу. Твой отец весь Лимерик обыскал, все улицы обегал.
Боже Всевышний, это Энджела?
Она самая, мистер Клохесси.
Отец Пэдди с трудом приподнимается на локтях. Бога ради, Энджела, пожалуйста, проходи в дом. Ты не помнишь меня?
У мамы озадаченный вид. В комнате темно, и она пытается разглядеть, кто это в постели. Энджела, это я, Дэннис Клохесси, произносит он.
Не может быть.
Правда, Энджела.
Не может быть.
Знаю, Энджела, я уже не тот. Умираю от кашля. Но я помню вечера в Уэмбли Холле. О Господи Иисусе, ты здорово танцевала. Вечера в Уэмбли Холле, Энджела, и потом картошечка с рыбой. Эх, ребятки, ребятки, Энджела.
У мамы слезы бегут по лицу. Дэннис Клохесси, ты и сам здорово танцевал, говорит она.
Энджела, мы кучу соревнований могли бы выиграть. Фрэд и Джинджер в сторонке бы стояли. Так не же, тебе в Америку надо было уехать. О, Господи Иисусе.
У него снова приступ кашля, а мы стоим рядом и смотрим, как он опять нависает над ведерком и выхаркивает какую-то гадость. Гард Денни говорит: пожалуй, пойду я, миссис, раз мы нашли вашего мальчика. Если опять прогуляешь, обращается он ко мне, в тюрьму тебя посажу. Слышишь меня?
Слышу, гард.
Ты, парень, маму больше не мучай. Полицейские, знаешь, не потерпят, чтоб матерей мучили.
Я больше не буду, гард. Не буду мучить.
Он уходит, и мама подходит к постели и берет мистера Клохесси за руку. Лицо у него осунувшееся и глаза запавшие, и черные волосы блестят от пота, который градом льется с макушки. Дети стоят у кровати, смотрят на своего отца и на мою маму. Миссис Клохесси сидит у огня, ворочает кочергой в камине и отталкивает малыша от огня. Сам виноват, говорит она, что не ложится в больницу, сам виноват.
Я бы поправился, задыхаясь, отвечает мистер Клохесси, кабы жил в сухом климате. Энджела, в Америке сухо?
Да, Дэннис.
Врач мне велел в Аризону уехать. Смешной он, этот врач. Аризона, скажите пожалуйста. До паба за углом пройтись, выпить кружечку, и то денег нет.
Ты поправишься, Дэннис, говорит мама. Я свечку за тебя поставлю.