Несколько дней спустя Пэдди мне шепотом сообщает: Финтан Слэттери хочет, чтоб мы в обеденный перерыв пошли к нему домой. Мамы дома не будет, но ланч она ему оставит. Может, он с нами поделится, молоко у них вкусное. Пойдем?
Финтан сидит через два ряда от нас. Он знает, о чем Пэдди мне шепчет, и двигает вверх-вниз бровями, как бы спрашивая: пойдешь? Я шепчу Пэдди «да», и он кивает Финтану, и преподаватель рявкает: прекращайте шевелить бровями и губами, не то схлопочете ясеневой тростью пониже спины.
Ребята из нашей школы видят, как мы уходим втроем, и говорят: смотрите на Финтана и его фаворитов. Пэдди спрашивает: Финтан, а кто такой «фаворит»? В древние времена, говорит Финтан, так называли мальчиков, которые ходили в школу, вот и все. Дома на кухне он велит нам садиться за стол и разрешает полистать комиксы - «Филм Фан», «Бино» или «Дэнди», или религиозные журналы, или мамины дамские журналы - «Чудо» или «Оракул», в которых все время пишут про девушек с фабрик, бедных но прекрасных, которые влюбляются в графских сыновей и те в них, но в конце концов девушка с фабрики от безысходности бросается в Темзу, однако ее спасает идущий мимо плотник, бедный но честный, и полюбит эту девушку просто ради нее самой, хотя выясняется что шедший мимо плотник на самом деле сын герцога, что гораздо выше чем граф, так что теперь бедная девушка с фабрики герцогиня и может свысока смотреть на графа который ее отверг, потому что теперь она счастлива, растит себе розы в Шропшире где у них поместье в двенадцать тысяч акров и ухаживает за бедной старушкой-матерью, которая не покинула бы свою скромную хижину за все деньги мира.
Ничего читать не хочу, говорит Пэдди, вранье одно все эти истории. Финтан снимает полотенце, которым были накрыты бутерброд и стакан молока. Молоко на вид жирное, прохладное, изумительно вкусное, и хлеб почти такой же молочно-белый. Бутерврот с ветчиной? - спрашивает Пэдди. Ага, отвечает Финтан. Вкусный, небось, бутерврот, говорит Пэдди. А горчица там есть? Финтан кивает, и разрезает бутерброд пополам, от чего горчица выдавливается. Он слизывает ее с пальцев и делает большой глоток молока. Потом режет бутерброд еще на четыре части, на восемь, шестнадцать, берет из стопки журнал «Маленький вестник Пресвятого Сердца» и читает, поедая кусочки бутерброда и запивая молоком, а мы с Пэдди на него смотрим, и я знаю, какая мысль вертится у Пэдди в голове: а мы-то чего сюда пришли? Потому что и у меня эта мысль вертится, и я надеюсь, что Финтан подвинет к нам тарелку, но он допивает молоко, накрывает полотенцем тарелку с недоеденными кусочками бутерброда, изящным движением вытирает губы, склоняет голову, крестится и произносит благодарственную молитву после еды, о Боже, мы в школу опоздаем, у двери опять крестится, смочив пальцы святой водой в маленькой фарфоровой купели с образком Девы Марии, Которая указывает двумя пальцами Себе на сердце, будто мы сами его не увидим.
Мы с Пэдди уже не успеваем к Нелли Эйхорн за булочкой с молоком, и я не знаю, как продержусь теперь до тех пор, пока можно будет сбегать домой после школы и съесть кусочек хлеба. У ворот школы Пэдди останавливается и говорит: не пойду никуда, умираю от голода. Я так усну, и Дотти меня убьет.
Идемте же, идемте, беспокоится Финтан, опоздаем. Ну же, Фрэнсис, скорее.
Финтан, я не пойду. Ты поел. Мы ни крошки не съели.
Ты прохвост несчастный, взрывается Пэдди. Вот ты кто, Финтан, жадина несчастный, и не нужен нам твой несчастный бутерврот, и несчастное Пресвятое Сердце Иисуса и несчастная твоя святая водичка. Ну тебя в задницу, Финтан.
О, Патрик.
«О, Патрик!» Да шел бы ты, Финтан. Айда, Фрэнки.
Финтан бежит в школу, а мы с Пэдди доходим до Баллинакурры и забираемся в чей-то сад. Как только мы перелазим через стену, на нас бросается свирепый пес, но Пэдди заговаривает ему зубы: хороший ты пес, мы кушать хотим, иди домой к маме. Собака лижет ему лицо и, виляя хвостом, семенит восвояси, и Пэдди радуется, гордый собой. Мы запихиваем под рубашки столько яблок, что с трудом перебираемся обратно через стену, после чего бежим на долгое поле, садимся под изгородью и до того объедаемся яблоками, что больше ни кусочка впихнуть в себя не можем, а потом окунаем лица в ручей с чудесной прохладной водой. Потом мы разбегаемся по нужде в разные концы оврага и подтираемся травой и плотными листьями. Пэдди, сидя на корточках, говорит: ничего нет лучше на свете, чем поесть яблок, попить воды и посрать как следует. Это лучше, чем любой бутерврот с горчицей и сыром, и пусть Дотти О’Нил засунет свое яблоко себе в задницу.
Над каменной оградой появляются три коровьи морды - коровы глядят на нас и мычат. Ей-богу, их пора подоить, говорит Пэдди. Он перебирается через ограду и ложится на спину под коровой - ее огромное вымя нависает у него над головой. Он тянет за сосок, и молоко брызжет ему в рот. Он перестает пить и говорит: давай, Фрэнки, это же парное молоко. Вкуснятина. Вон еще корова. Их пора подоить.