Читаем Практическое прошлое полностью

В этом эссе я собираюсь предположить, следуя за философом Артуром Данто, что понимание – это своего рода «объяснение через узнавание», это ощущение, что правильно описанный объект займет подобающее ему место в системе номинации и классификации, заданной «здравым смыслом» (и/или исторической культурой), характерным для того или иного времени или места. Например, мы описываем сражение, которое произошло в далеком прошлом, в отдаленном месте и в культурных условиях, отличных от тех, что преобладают в то время, в том месте и в той культуре, в которых создается описание. Тогда такое описание будет производным от процедур перевода, которые выступают посредниками между разными стилями изображения, с одной стороны, и разными языками, кодами или структурами идентификации и классификации исторического события, с другой. Само собой разумеется, что раз мы имеем дело именно с историческими описаниями (описаниями, выполненными на идиоматическом языке историологии) или – что не одно и то же – описаниями исторических сущностей (то есть сущностей, которые уже обозначены и классифицированы как обладающие субстанцией «историчности»), то я сосредоточусь на вербальных описаниях. Речь идет о вербальных описаниях сущностей прошлого, цель которых – вызвать в воображении образ или картину этих сущностей (на основе «историологического» исследования письменных и вещественных источников, которых, как считается, достаточно, чтобы установить подлинность этой сущности и природу ее изменений в определенное время и в определенном месте в прошлом). В элементах и структурах таких образов мы можем «узнать» те элементы и структуры, к которым обращается любой грамотный человек, вне зависимости от культурной принадлежности и языковой одаренности, чтобы определить и классифицировать все, что кажется ему чуждым – или в данном случае просто «прошедшим» – в «пространстве опыта» его собственного времени144.

Поскольку мы говорим о вербальных описаниях, то можем обратиться к классификации знаковых систем в современной семиотике, которая различает индексальные, иконические и символические системы. Это позволит нам охарактеризовать различные виды описаний, встречающиеся в таких дискурсах, как историография, этнография, заметки о путешествиях, биография, свидетельства, романы, юриспруденция, и, да, даже философия. Принято считать, что существует два вида историографических описаний. Первый вид – технические описания, где идиома, используемая для репрезентации определенной исторемы или единицы историологического интереса, функционирует как метаязык, в котором конкретные означаемые связаны с конкретными означающими таким образом, что все явления, которые рассматриваются как не поддающиеся описанию в рамках данного языка описания, автоматически исключаются из числа потенциальных объектов историологического исследования. Второй вид – естественные описания или описания с точки зрения здравого смысла. В рамках таких описаний правила использования и упоминания «исторических» вещей соответствуют нормам повседневной образованной речи и, необходимо также отметить, утилитарного и художественного письма. (Например, в современной историографии чудеса и призраки исключаются из числа возможных объектов историологического изучения за исключением тех случаев, когда цель исследования – понять, почему люди другой эпохи верили в подобные вещи.)

Перейти на страницу:

Похожие книги

1917: русская голгофа. Агония империи и истоки революции
1917: русская голгофа. Агония империи и истоки революции

В представленной книге крушение Российской империи и ее последнего царя впервые показано не с точки зрения политиков, писателей, революционеров, дипломатов, генералов и других образованных людей, которых в стране было меньшинство, а через призму народного, обывательского восприятия. На основе многочисленных архивных документов, журналистских материалов, хроник судебных процессов, воспоминаний, писем, газетной хроники и других источников в работе приведен анализ революции как явления, выросшего из самого мировосприятия российского общества и выражавшего его истинные побудительные мотивы.Кроме того, авторы книги дают свой ответ на несколько важнейших вопросов. В частности, когда поезд российской истории перешел на революционные рельсы? Правда ли, что в период между войнами Россия богатела и процветала? Почему единение царя с народом в августе 1914 года так быстро сменилось лютой ненавистью народа к монархии? Какую роль в революции сыграла водка? Могла ли страна в 1917 году продолжать войну? Какова была истинная роль большевиков и почему к власти в итоге пришли не депутаты, фактически свергнувшие царя, не военные, не олигархи, а именно революционеры (что в действительности случается очень редко)? Существовала ли реальная альтернатива революции в сознании общества? И когда, собственно, в России началась Гражданская война?

Дмитрий Владимирович Зубов , Дмитрий Михайлович Дегтев , Дмитрий Михайлович Дёгтев

Документальная литература / История / Образование и наука
100 великих казней
100 великих казней

В широком смысле казнь является высшей мерой наказания. Казни могли быть как относительно легкими, когда жертва умирала мгновенно, так и мучительными, рассчитанными на долгие страдания. Во все века казни были самым надежным средством подавления и террора. Правда, известны примеры, когда пришедшие к власти милосердные правители на протяжении долгих лет не казнили преступников.Часто казни превращались в своего рода зрелища, собиравшие толпы зрителей. На этих кровавых спектаклях важна была буквально каждая деталь: происхождение преступника, его былые заслуги, тяжесть вины и т.д.О самых знаменитых казнях в истории человечества рассказывает очередная книга серии.

Елена Н Авадяева , Елена Николаевна Авадяева , Леонид Иванович Зданович , Леонид И Зданович

Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии / История
Маршал Советского Союза
Маршал Советского Союза

Проклятый 1993 год. Старый Маршал Советского Союза умирает в опале и в отчаянии от собственного бессилия – дело всей его жизни предано и растоптано врагами народа, его Отечество разграблено и фактически оккупировано новыми власовцами, иуды сидят в Кремле… Но в награду за службу Родине судьба дарит ветерану еще один шанс, возродив его в Сталинском СССР. Вот только воскресает он в теле маршала Тухачевского!Сможет ли убежденный сталинист придушить душонку изменника, полностью завладев общим сознанием? Как ему преодолеть презрение Сталина к «красному бонапарту» и завоевать доверие Вождя? Удастся ли раскрыть троцкистский заговор и раньше срока завершить перевооружение Красной Армии? Готов ли он отправиться на Испанскую войну простым комполка, чтобы в полевых условиях испытать новую военную технику и стратегию глубокой операции («красного блицкрига»)? По силам ли одному человеку изменить ход истории, дабы маршал Тухачевский не сдох как собака в расстрельном подвале, а стал ближайшим соратником Сталина и Маршалом Победы?

Дмитрий Тимофеевич Язов , Михаил Алексеевич Ланцов

Фантастика / История / Альтернативная история / Попаданцы