Практическое прошлое

Говоря о психоаналитической концепции травмы у Фрейда, важно отметить, что, согласно самому Фрейду, не существует травматичных по своей сути событий. Даже самые ужасные потери вызывают у разных людей разную реакцию: одни получают травму, другие скорбят, третьи – различным образом сублимируют, подавляют и символически осмысляют потерю, «прорабатывая» свой опыт. И здесь снова важно подчеркнуть различия между, с одной стороны, медицинским и физиологическим и, с другой стороны, психологическим, психосоматическим и психоаналитическим представлением о травме. С физикалистской точки зрения события могут быть травматичными по своей сути. Это любые события достаточно разрушительной силы, которые несут в себе угрозу организму, индивиду или коллективу. Такое представление об историческом событии присутствует в репертуаре профессиональных историков, о чем свидетельствует использование ими понятия «кризис» для описания состояния, которое могут претерпевать как группы, так и отдельные индивиды. Но с точки зрения психоаналитического представления о травме, кризисы кризисам рознь. Не все кризисы, особенно когда речь идет о переживаемых организмом физических состояниях, оказываются травматичными для затронутых ими групп и индивидов. Более того, понятие травмы относится лишь к определенной реакции на кризис, когда субъект (только) на сознательном уровне понимает, что произошедшее означает кражу его идентичности, но не ощущает этого. Лишь впоследствии, под давлением аналогичного события, субъект одновременно осознает и воспримет произошедшее подобным образом. Что может быть более «историческим», «историологическим» или «историографическим» способом толкования специфически «исторического события»? Или скажем иначе: что может быть более историологическим способом толкования определенного вида психосоматического события (вне зависимости от того, идет ли речь об отдельном человеке или группе)?

Возможно, специфически историческое событие – это событие, которое происходит в некоем настоящем (или которое переживает та или иная группа). Мы не можем определить природу этого события и каким-либо образом обозначить его, поскольку оно проявляется лишь как «вторжение» силы или энергии, разрушающее существующую систему и вызывающее изменения (какие именно изменения и в какую сторону они направлены, остается неизвестным до тех пор, пока они не начнут происходить). Определить и понять конечную цель, задачу и смысл происходящего можно лишь впоследствии, равно как и отреагировать на изменения. Но под этим «впоследствии» я подразумеваю не любой момент в будущем. Речь идет о таком моменте, когда вторжение того, что кажется так или иначе связанным с предыдущим событием, раскрывает (или кажется, что раскрывает) самим фактом этой связи «смысл», значение, суть или даже предсказание, содержащиеся одновременно в более раннем и более позднем событии, пусть в скрытом и неявном виде. Таким образом, более позднее событие может быть правдоподобно представлено в нарративе, где оно оказывается исполнением (или де-реализацией) смысла, остававшегося латентным и теперь ретроспективно проявившегося в предшествующем событии.

Если бы это оказалось так, это было бы… чудом.

Контекстуализм и историческое понимание 143