Читаем Практическое прошлое полностью

Иными словами, истина описания явления, которое, как считается, существовало в прошлом или в истории, это истина символическая. Это значит, что описание референта в терминах, относящихся к символическим системам, которые используются определенным сообществом для наделения вещей и событий, считающихся «правдивыми», то есть «действительно произошедшими», значением или ценностью (что в данном случае одно и то же), может быть только символическим описанием. В этом смысле все описания прошлого или его фрагментов, которые считаются «историческими», – вне зависимости от того, производятся ли они профессиональными историками или же любителями, романистами, антикварами, поэтами, биографами, сочинителями или социологами, – участвуют в деятельности человеческого самосозидания. В ходе его и посредством него люди формируют или пытаются сформировать свои идентичности как членов групп, которым они могут принадлежать одновременно на символическом (на основании закона, обычая или традиции) и материальном (то есть генетическом или генеалогическом) уровне163.

Символ – это знак. Его означающее – это вербальный, визуальный, слуховой или тактильный образ (такой как круг и крест или слова «круг» и «крест»). А его означаемое отсылает к образам других вещей, которые, как считается, обладают отчетливо позитивным или негативным значением в той культуре, где они циркулируют как носители значения. Таким образом, слово «крест» и образ «Х» отсылают не только к квадривиуму или греческой букве «хи», но также к определенной сцене из христианских преданий. В этой сцене христианский бог по имени Иисус, принявший облик человека, приносит себя в жертву и умирает на кресте. С тех пор крест, по ассоциации с этим событием, приобретает значение «святости» в том случае, если рядом с ним находятся другие символы, отсылающие к христианским значениям и смыслам. Кроме того, если включить знак креста в любую сцену, изображающую самые банальные события, то он может трансформировать значение, сообщаемое описанием всей остальной сцены в символическом или только парасимволическом коде.

Конечно, в приведенном примере означаемые религиозного типа имеют явный символический характер. Их функция состоит в том, чтобы наделять вещи значениями на основании, с одной стороны, тождества субстанции знака и его референта, и, с другой стороны, на основании его семантического содержания. Но то же самое происходит с предположительно секулярными и нерелигиозными знаковыми системами, когда вещь или сцена наделяется значением просто в силу того, что оно предписывается ее описанием. В результате, например, вещь или сцена может наделяться значением «благородства» при помощи таких знаков, как «белое перо» или оружие джентльмена (к примеру, меч) в противовес оружию злодея (кинжал) или простого крестьянина (дубина или топор). «Означать» или обладать значением – это демонстрировать атрибуты или «правильно» поступать с соответствующими вещами в соответствующих сценах, которые можно охарактеризовать как добрые, правдивые, красивые, благородные, светлые, чистые и почитаемые добродетельными людьми мира сего. Само собой разумеется, что значение вещи или сцены может также складываться из значений, противоположных тем, что были упомянуты выше. Важно отметить, что, хотя любой феномен в реальности можно «объяснить», не предписывая ему значения, невозможно описать какой-либо феномен, не предписывания ему значения или набора значений.

Это связано с тем, что все естественные языки представляют собой смесь технических и общих знаков, нагруженных символическими значениями. Это прежде всего касается класса знаков, известных как дейктические, то есть указывающих на положение вещей в категориях концептуальных пар, которые не имеют смысла вне отношения ко времени и месту их использования в дискурсе или без понятия, являющегося их антитезой: здесь/там, сейчас/потом, близко/далеко, высокий/низкий, ранний/поздний, полный/пустой, часть/целое, благородный/гнусный, добро/зло и т. д. В процессе описания вещь, сцена или событие постепенно пере-описываются таким образом, что все больше наделяется субстанцией или сущностью, заслуживающей Правильного Имени. Ключевая техника описания – «адъективизация» или определение вещи при помощи ряда прилагательных и наречий, которыми может быть описана она сама или ее действия. Таким образом, описание может привести к объяснительному эффекту через постепенно раскрытие предполагаемой субстанции, которая объединяет все атрибуты вещи и заставляет ее выглядеть именно так, а не иначе. И в указании на принадлежность вещи к определенному классу, роду или виду ценность полностью вытесняет факт.

Исторический дискурс и литературная теория

Перейти на страницу:

Похожие книги

1917: русская голгофа. Агония империи и истоки революции
1917: русская голгофа. Агония империи и истоки революции

В представленной книге крушение Российской империи и ее последнего царя впервые показано не с точки зрения политиков, писателей, революционеров, дипломатов, генералов и других образованных людей, которых в стране было меньшинство, а через призму народного, обывательского восприятия. На основе многочисленных архивных документов, журналистских материалов, хроник судебных процессов, воспоминаний, писем, газетной хроники и других источников в работе приведен анализ революции как явления, выросшего из самого мировосприятия российского общества и выражавшего его истинные побудительные мотивы.Кроме того, авторы книги дают свой ответ на несколько важнейших вопросов. В частности, когда поезд российской истории перешел на революционные рельсы? Правда ли, что в период между войнами Россия богатела и процветала? Почему единение царя с народом в августе 1914 года так быстро сменилось лютой ненавистью народа к монархии? Какую роль в революции сыграла водка? Могла ли страна в 1917 году продолжать войну? Какова была истинная роль большевиков и почему к власти в итоге пришли не депутаты, фактически свергнувшие царя, не военные, не олигархи, а именно революционеры (что в действительности случается очень редко)? Существовала ли реальная альтернатива революции в сознании общества? И когда, собственно, в России началась Гражданская война?

Дмитрий Владимирович Зубов , Дмитрий Михайлович Дегтев , Дмитрий Михайлович Дёгтев

Документальная литература / История / Образование и наука
100 великих казней
100 великих казней

В широком смысле казнь является высшей мерой наказания. Казни могли быть как относительно легкими, когда жертва умирала мгновенно, так и мучительными, рассчитанными на долгие страдания. Во все века казни были самым надежным средством подавления и террора. Правда, известны примеры, когда пришедшие к власти милосердные правители на протяжении долгих лет не казнили преступников.Часто казни превращались в своего рода зрелища, собиравшие толпы зрителей. На этих кровавых спектаклях важна была буквально каждая деталь: происхождение преступника, его былые заслуги, тяжесть вины и т.д.О самых знаменитых казнях в истории человечества рассказывает очередная книга серии.

Елена Н Авадяева , Елена Николаевна Авадяева , Леонид Иванович Зданович , Леонид И Зданович

Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии / История
Маршал Советского Союза
Маршал Советского Союза

Проклятый 1993 год. Старый Маршал Советского Союза умирает в опале и в отчаянии от собственного бессилия – дело всей его жизни предано и растоптано врагами народа, его Отечество разграблено и фактически оккупировано новыми власовцами, иуды сидят в Кремле… Но в награду за службу Родине судьба дарит ветерану еще один шанс, возродив его в Сталинском СССР. Вот только воскресает он в теле маршала Тухачевского!Сможет ли убежденный сталинист придушить душонку изменника, полностью завладев общим сознанием? Как ему преодолеть презрение Сталина к «красному бонапарту» и завоевать доверие Вождя? Удастся ли раскрыть троцкистский заговор и раньше срока завершить перевооружение Красной Армии? Готов ли он отправиться на Испанскую войну простым комполка, чтобы в полевых условиях испытать новую военную технику и стратегию глубокой операции («красного блицкрига»)? По силам ли одному человеку изменить ход истории, дабы маршал Тухачевский не сдох как собака в расстрельном подвале, а стал ближайшим соратником Сталина и Маршалом Победы?

Дмитрий Тимофеевич Язов , Михаил Алексеевич Ланцов

Фантастика / История / Альтернативная история / Попаданцы