Важное с точки зрения анализа колониальной политики Великобритании в конце 20-х – начале 30-х гг. решение было сделано в 1732 г., когда Георг II даровал хартию, позволившую создать новую колонию – Джорджию. Патент на создание ее между реками Саванна и Алтамаха получили 20 собственников– лендлордов, главным из которых был генерал Дж. Оглеторп, и ставший ее первым губернатором. На первый взгляд, собственническая хартия Джорджии шла вразрез с твердой политикой Комитета по торговле, выступавшего за изъятие у колоний хартий. На самом деле анализ хартии 1732 г. показывает, что она существенно ограничивала права владельцев колонии и давала короне право вмешиваться в ее внутренние дела. Главное в том, что хартия была выдана всего на 21 год, то есть носила временный характер. Предполагалось, что через этот срок Джорджия перейдет под прямое королевское управление. Таким образом, хартия Джорджии означала не отказ от политики, направленной на укрепление империи, а была частью этой политики. Парламент субсидировал создание этой колонии на границе с испанскими владениями.
О стремлении в метрополии усилить контроль над колониями свидетельствует и принятие парламентом Паточного акта 1733 г., направленного на ограничение сахарной торговли между Вест-Индией и Новой Англией. Хенретта полагал, что понять причины принятия этого закона можно, только если рассматривать его как один из маневров Блэйдена, цель которого – усмирение колонистов в Массачусетсе <70>. В «жесткую» политику вписывается и Шляпный акт 1732 г. Еще одним проявлением политики усиления имперского контроля была попытка провести в 1734 году через парламент билль, затрагивавший, прежде всего, интересы Род-Айленда и Коннектикута. В нем подчеркивалось, что все законы, принимаемые колониальными ассамблеями, должны присылаться в Англию для проверки в обязательном порядке. Формально хартии двух упомянутых здесь колоний освобождали их от этой процедуры, хотя на практике и они отсылали свои новые законы в Лондон. В билле также содержалось положение, что губернаторы Род-Айленда и Коннектикута должны при вступлении в должность приносить клятву верности монарху. Хотя билль 1734 г. был даже более ограниченным по своим требованиям к колониям по сравнению с предыдущими биллями, так или иначе касавшимися дарованных хартиями привилегий, он также был отложен, не будучи вынесенным на заседание палаты общин. В конечном итоге дело закончилось резолюцией комитета палаты лордов по вопросу о законодательстве ассамблей колоний, принятой 5 апреля 1734 г., в которой говорилось: «Каждая колония, находящаяся под властью короны или нет, обязана высылать полное собрание своих законов в комитет по торговле, а корона вправе отменить любой закон, принятый любым из указанных правительств, если он не прошел предварительной апробации в совете» <71>.
Показательно, что активизация колониальной политики совпала по времени с усилением оппозиционных выступлений Болингброка и Полтни в журнале «Крафтсмен». Если раньше Америка занимала мало места в программе оппозиции, то со второй половины 1720-х гг. положение изменилось. Лидеры оппозиции начали нападки на колониальную политику Уолпола с весны 1726 г. «Крафтсмен» сравнивал губернаторов колоний, назначенных при Уолполе и Ньюкастле, с «управляющими деревенскими поместьями», называл их «невежественными людьми, угнетающими простых арендаторов» <72>. Анализируя позиции лидеров «объединенной» оппозиции против Уолпола, американский историк Олсон высказал следующее предположение: «Действия Болингброка и Полтни в 1732–1733 гг. показывают, что они и их сторонники в Америке мечтали о замечательной форме трансатлантического сотрудничества – о союзе «партий страны» по обе стороны Атлантики. Для этого имелись широкие возможности, но принятие акциза Уолпола в 1733 году перечеркнуло их» <73>.