Права человека: аспекты проблемы

Продолжают существовать и описанные писателем лагерные зверства. Попирается человеческое достоинство, унижается личность человека, куражатся новые «хозяева» – «воры в законе». Об этом свидетельствует, к примеру, беседа с Леонидом Габышевым, пять лет отсидевшим в зоне. Выйдя оттуда, Габышев написал роман «Одлян, или Воздух Свободы». Вот что он говорит: «Если попадаешь ТУДА – конец. Может, и останешься жив, но все равно перестанешь существовать как личность: сломают, растопчут… Или превратишься в зверя, способного глотки зубами рвать и глаза пальцами выдавливать»173.

Многие задаются вопросом: откуда у нас сейчас такой рост преступности? Откуда всеобщая озлобленность? Думается, что как раз моральный климат на воле в большей степени влияет на то, что творится в зоне.

Но влияние это взаимное. Общаги ПТУ, многие детские дома, армия, дворовые команды пацанов – все это проникнуто духом зоны, ее законами, ее словечками, ее системой ценностей. По мнению Габышева, такие отношения возникают у нас автоматически, как только позволяет ситуация.

Несмотря на то что политические ориентиры сейчас совсем другие, чем полвека тому назад, когда тысячи гектаров земли были отданы ГУЛАГу, когда множество уголовников было возведено в ранг героев, психология и мораль остались те же.

Кто же повинен в этом? Вот как отвечает на этот вопрос Леонид Габышев: «Те, кто с гениальной подлостью сделал ставку на самое черное в человеке, оставили нам в наследство генератор ненависти. И мы сами не замечаем, как его мощное поле уродует наши души, держит нас в постоянном страхе, перемешивает в нашем сознании добро и зло»174.

Эти же люди повинны и в жестокости верного пса по кличке Руслан. «Что вы сделали, господа!» – эти слова из «Варваров» М. Горького стоят эпиграфом к повести Владимова. По мнению критика Н. Ивановой, речь идет об искажении самой природы – в сущности, прекрасной, о дрессировке сознания людей175. Ее мнение совпадает с точкой зрения автора статьи «Глазами Руслана» А. Латыниной, которая считает: «Руслан не виноват, виноваты те, кто обучал русланов, на них ответственность за миропонимание пса»176.

Ведь что знает о жизни этот умный сторожевой пес? Что такое для него, к примеру, счастье? Это караульные бдения с хозяином, «когда они вдвоем обходили контрольную полосу или стояли на часах у склада: им было холодно и одиноко, обступавшая их стеною тьма чернела непроницаемо и зловеще, и по эту сторону были свет, и правда, и взаимная любовь, а по ту – весь нехороший мир с его обманом, кознями и напастями»177.

Что такое порядок? Это «ровные ряды бараков, колючая проволока в два кола, пулеметы на вышках»178.

Что такое долг? Оберегать этот порядок, следить, чтобы никто не выходил из ровной четкой колонны, а если вышел – заталкивать обратно; чтобы никто не пересек запретной полосы, подбираясь к колючей проволоке.

И вот этот порядок рушится. Распахнуты ворота, которые, согласно всем правилам и предписаниям, должны быть закрыты, превратился в лохмотья линялый кумач лозунга, висящего на воротах, ослепла вышка, оснащенная двумя прожекторами, исчезли куда-то белый тулуп, и ушанка, и черный ребристый ствол, всегда повернутый вниз, а тут еще отвратительного вида «двуногий» в шапке, которую даже не потрудился снять (возмутительная вольность!), противно заржав, делает что-то ужасное: на своем гадко урчащем тракторе вползает в зону, круша столб, обрывая проволоку, – делает то, за что в других палили без окрика. Как тут не взвыть, роняя слюну, не зарычать в негодовании на дерзкого, не приготовиться к прыжку, ожидая услышать повелительное: «Фас, Руслан! Фас!»179

Но нет долгожданной команды. Что же это происходит? Крушение мира, крушение устоев, прочно вошедших в жизнь Руслана. Он, верный Службе, не может смириться с тем новым, что явилось на смену привычного. Н. Иванова, рассуждая о трагедии преданности, пишет: «Свобода не просто непривычна для Руслана – она для него неприемлема. Для него мир делится на охраняющих и на подконвойных. Всякие "вольняшки" вызывают его раздражение прежде всего потому, что они чужды его устойчивой картине мира»180.

Нелегким вопросом задается Руслан в трудные для себя, новые времена, когда ему начал открываться другой, большой и свободный мир: «А может быть… Может быть, настало время жить вовсе без проволоки – одной всеобщей счастливой зоной?»181 И делает выбор в сторону несвободы: «Нет уж … так не получится. Это каждый пойдет, куда ему вздумается, и ни за кем не уследишь»182. Все дело в том, что он не может себе представить, что можно жить по-другому, быть свободным самому и никого не стеречь. Лагерные отношения накрепко впечатаны в его сознание.

Нет ничего страшнее внутреннего рабства. Руслан же целиком подчинил свою волю, свои поступки Службе. Он внутренне несвободен. Лучшая награда за Службу для Руслана – сама Служба. И потому ее потеря означает для него утрату смысла жизни. «Почему же это? За что? Ведь не совершил он такого поступка, за который бы полагалась эта особенная, невиданная кара»183, – мучается пес.