«Права человека и империи»: В. А. Маклаков - М. А. Алданов переписка 1929-1957 гг. (с иллюстрациями)

Об Александре Федоровиче главное разобрал. Мне давно известны его задушевные, религиозные чувства. У меня их, к несчастью, нет, я человек неверующий (или верующий по-своему). Говорю «к несчастью» по понятной причине: настоящая (но именно настоящая, - простая, бесхитростная) вера очень облегчает и жизнь, и подготовку к смерти, ее ожидание. Необычайно облегчает. Однако я не вижу, как такая вера может быть у человека, занимающегося практической политикой, в частности той, которой занимается или еще недавно занимался Керенский. Скажу больше: я не очень вижу, как такая политика может совмещаться и с идеализмом вообще (ведь вера одна из его разновидностей). Да, в общем, в глубине, в редкие минуты, в том, что раз навсегда берется человеком за общие скобки и к чему он в дальнейшем почти не возвращается, практический политик типа, скажем, Франклина Рузвельта может быть и идеалистом, и верующим человеком даже в тесном смысле этого слова. Но практическая политика состоит из весьма не-идеалистических элементов, она так проникнута спортом, компромиссами, интригами, закулисными ходами, так исходит из честолюбия, тщеславия, зависти и спортивных инстинктов, что идеализм и в особенности подлинная вера остаются где-то за версту, - притом за версту не «в глубину», а просто в сторону: с этим в политике обычно нечего делать. Если б А.Ф. исходил из тех «глубинных» чувств, о которых он Вам пишет, то он, например, не рассорился бы со своими «соратниками» по этим Объединениям и Центрам (ведь с некоторыми из них - и не только с марксистами - он теперь и не раскланивается). Не сделал бы и многого другого. Да, политик может с самого начала раз навсегда себе сказать: я исхожу из любви к родине, из любви к человечеству, -так как понимаю их нужды и интересы. Но затем, при условии искренности, ему об этом говорить незачем. Тот же Рузвельт даже щеголял своим идеализмом, (Александр Федорович этим НЕ щеголяет). Между тем уже для того, чтобы стать сначала кандидатом в президенты, а затем президентом, ему необходимо было пройти через такую грязевую ванну, что разговоры об идеализме и особенно о религии ему лучше было бы прекратить. Скажу правду, я предпочитаю политиков, которые о своем идеализме не говорят.

Возвращаясь к практическим делам Керенского, я недоумеваю. Не знаю, что он пишет об этом Вам, но мне сообщали, будто он окончательно разочаровался во всех этих южно-германских делах. Однако он председатель «Народного Движения», которое он же и создал после того, как расколол Лигу (уже не могу сказать, по идеалистическим ли и религиозным или по совсем другим соображениям). Между тем «Народное Движение» вошло в Координационный Центр и было в Мюнхене представлено каким-то Кургановым. Иначе говоря (если вышеуказанные сообщения верны, в чем я несколько сомневаюсь), А.Ф. не входит в К. Центр как Керенский, но входит как глава «Народного Движения»! Это тоже не очень «идеалистический» образ действий.

Слышал, что открытие радиостанции почему-то отложено на несколько месяцев. Газета же будто бы скоро основывается, причем редактором намечается теперь П.А. Берлин. В Вашем предпоследнем письме я разобрал имя Берлина, но не разобрал, что Вы о нем писали. Как же с «Русской Мыслью»?

Кстати, на заказ трудно было бы придумать менее подходящего председателя К. Центра, чем Сергей Петрович. После того, как он полностью капитулировал по вопросу о расчленении России, его до того заслуженную репутацию сверх-принципиального человека можно, вероятно, считать конченой, но характер у него остался прежний и в высшей степени непригодный для роли председателя.

Екатерина Дмитриевна пишет мне, что Американский Комитет засыпается доносами на участников Координационного Центра, в частности на Бориса Ивановича. Не сомневаюсь, что скоро начнется и травля их в правой печати.

Шлю Вам самый сердечный привет. Как Ваше здоровье?

Ваш М. Алданов

Машинопись. Подлинник.

HIA. 2-19.

В.А. Маклаков - М.А. Алданову, 16 ноября 1952

16 Нояб[ря1952[1281]]

Дорогой Марк Александрович!

Эти два праздника я читал Вашу книгу; не кончил, но уже на втором томе. Не берусь судить, будет ли она иметь успех в большой публике, но для меня она захватывающе интересна. Я узнаю Ваш талант изображать людей и эпоху. В данном случае Вы описываете мир, кот. лично я плохо знаю и даже вовсе не знаю; и описываете так мастерски, что это мое незнание пополняет. И я Вам завидую и потому, что на это я не способен, и потому, что в Вас совсем не видно того, что я в себе чувствую -увядания. И мне крайне интересны новые типы, и их рассуждения, и их психология. Часто хотелось бы знать, чей образ Вас вдохновлял, когда Вы изображаете и Дюммлера, и Фергюсона, и Делавара, и Норфолька; но это невозможно. Страшно заинтересовала меня фигура Тони, т[ак] ч[то] мне показалось, что я ее знаю, и был разочарован, когда узнал, что она морфинистка, и что, может быть, этим все объясняется.