«Права человека и империи»: В. А. Маклаков - М. А. Алданов переписка 1929-1957 гг. (с иллюстрациями)

«Срыв нашего мира со всех устоев привел в тупик недоуменного бездействия. Молодежь опускает руки, не находя пути для "акций". Случился психологический обвал внутри "свободного мира", так что вся хитрая механика военно-политическ[ой] дипломатической Западной машины развалилась; все, что было, того уже нет, а что на этом "нет" строить, того никто еще не знает, и «вожди, как слепые котята» тыкаются, куда, быть может, и не следует. Откуда все это? Мое понимание, что причина такого обвала ― панический страх перед водородной бомбой, кот. в Европе овладел даже людьми типа Черчилля. Один известный английский писатель Лид[дел] Харт[1686] в недавно вышедшей книге пришел к такому заключению: водородно-бомбных [так!] не будет (не слишком ли оптимистичен. ― А.К.), ибо это оружие слишком серьезно, ужасно; страх же перед нею Западных народов родит слабость Западной политики России, т. е. коммунизм продвигается вперед к своим целям обходным путем. Показательным взрывом атомных бомб хотели запугать врага, а прежде всего запугали своих союзников, т. е. самих себя, т. е. свою собственную массу. "Хотели" взять инициативу в свои руки и даже говорили, что уже взяли. А она оказались в чужих. Без этого ключа нельзя осмыслить ни Женеву, ни успех Франц[узского] героя[1687] с его окружением, ни молчание Черчилля, ни судорожных поездок Идена[1688] к Даллесу, ни мифа о "сосуществовании", ни Аттли[1689] [так!] в Китае, ни всего прошлого. Жить стало душно, как в подземелье трудно дышать. А приходится еще принуждать себя заниматься "практической политикой", вернее ― не бросать людей хороших и честных, которые еще верят, что в нынешнем климате можно все-таки чего-то добиться... Признаюсь, я в подавленном и упадочном настроении, когда, как Вы по опыту знаете, теряешь во всем уверенность».

Сестру сейчас я завалил перепиской менее разборчивого почерка, чем этот.

Вас. Маклаков

Когда увидите Столкинда, кланяйтесь.

Автограф.

BAR. 5-24.

М.А. Алданов ― В.А. Маклакову, 20 сентября 1954

20 сентября 1954

Дорогой Василий Алексеевич.

Я действительно уже беспокоился, не получив от Вас вестей после моего письма от 6-го, и спрашивал о Вас. Поэтому очень обрадовался только что полученному Вашему письму от 18-го. Не скрою, разобрал немного. Вы были нездоровы? Но что же у Вас было? Разумеется, если есть срочная работа или плохо себя чувствуете, ― никогда мне не пишите: об «обиде» с моей стороны нет речи, я и не думал обижаться, ― только немного беспокоился. О Вашей работе разобрал лишь отдельные слова. О письме Керенского не разобрал ничего.

Получил ответ от Полякова. Он очень сочувственно отнесся. Сообщил, что они (Фонд) в августе послали Екатерине Дмитриевне сто долларов, и добавляет: «Не сомневаюсь, что в октябре, когда все Правление (Фонда) будет в сборе, Е.Д. будут переведены еще двести долларов». Из этого я заключаю (хотя он об этом не пишет), что в нашем коллективном письме к Фонду надобности нет? Разве только напомнить? Вейнбаум возвращается в Нью-Йорк 5-го октября. Я надеюсь, что заседание состоится в первой половине месяца. Хватит ли ей до того времени? Думаю, что на слова Полякова «не сомневаюсь» можно положиться, ― все же не совсем уверен. Но коллективное письмо мы могли бы написать и позднее. Ввиду Ваших очень печальных вестей о состоянии Сергея Николаевича лучше, по-моему, пока коллективного письма не посылать: эти 200 долларов пусть пошлют без него, а коллективное письмо напишем позднее?

Теперь о воспоминаниях Ек. Дмитриевны. Почему приезд СВ. Паниной «даст ей необходимое»? Разве уже решено, что книга будет выпущена по подписке? Получил ли A.A. Титов сообщение, что Ек. Дмитриевна это предпочитает? Впрочем, на это не отвечайте: я посылаю копию этого письма к Вам Александру Андреевичу. Он, верно, мне ответит сам, ― чтобы Вас не утруждать. А вот важный вопрос. Все-таки Чеховское издательство еще не кончилось, ― по крайне мере официально. Можно было бы запросить их о книге Екатерины Дмитриевны. Только я не сомневаюсь, что они в лучшем случае опять ответят: пусть пришлет треть книги (а у нее, верно, нет и трети, готовой к печати?). Говорю о «лучшем случае» по следующей причине. В Ницце был Г.В. Адамович. Ему очень давно Александрова написала, что в принципе они рады издать его книгу, и просила для этого прислать треть. Он недавно треть ей отправил, и от нее пришел смущенный ответ: по их новому постановлению ответ авторам может впредь даваться лишь по получении ВСЕЙ книги! Он скоро пришлет и остальное ― надеется, что издательство ее примет, так как словесные обещания были ему даны. Но если такой же ответ придет относительно воспоминаний Екатерины Дмитриевны, то она уж, наверное, обидится и не поверит, что в самом деле принято новое общее постановление. Поэтому я запрашивать Александрову не хотел бы. Как думаете Вы и Александр Андреевич?