«Права человека и империи»: В. А. Маклаков - М. А. Алданов переписка 1929-1957 гг. (с иллюстрациями)

Пока это письмо переписывалось, я получил письмо от Кусковой, настолько интересное, что Вам пошлю его копию; оно длинное, и не смогу его переписать раньше Понедельника. Но оно не только интересно, но трогательно. Между прочим, вернулся какой-то швейц[арский] доктор и дал новое лекарство С.Н.; от него ему сразу сделалось гораздо лучше; как пишет Е.Д. ― доктор все еще не оптимист, т. к. опухоль осталась, но утихли боли, и СИ. может спать. Потому настроение у них поднялось. Очень много и интересно пишет, почему она «гневалась» на Керен. ― и просит это ему передать. Уже для одного этого текст письма стоило бы переписать. Я Вам пришлю копию, если Вы сами не получили от нее такое же.

Вас. Маклаков

Машинопись. Подлинник.

BAR. 5-30.

В.А. Маклаков ― М.А. Алданову, 2 октября 1954

2 Ок[тября 1954[1706]]

Дорогой Марк Александрович!

Получил письмо от Е.Д.; оно такое интересное и хорошее, что посылаю Вам его копию. Там, вероятно, известные Вам, но непосредственные сведения о С.Н. Пошлю выдержки из него А.Ф. Ему будет приятна реакция Е.Д. на его слова, через меня к нему обращенные. Не помню, писал ли я Вам про это. Видите, как память слабеет.

Кер. писал буквально следующее:

«Если будете писать Е.Д., напишите, что я перестал ей писать ― она гневается почему-то на меня, ― но я всей душой с ними и прошу передать С.Н., что я всегда ценил и любил его, несмотря на...» и т. д.

На эти строки она и ответила.

Надеюсь, что это письмо Вы разберете.

Вас. Маклаков

Автограф.

BAR. 5-23.

М.А. Алданов ― В.А. Маклакову, 4 октября 1954

4 октября 1954

Дорогой Василий Алексеевич.

Искренно Вас благодарю, так интересно все, что Вы пишете. Интересны и письма к Вам Кусковой и Керенского (сколько работы у Марьи Алексеевны! Очень и ее благодарю). Я совершенно согласен с тем, что Вы пишете о христианстве Александра Федоровича. По-моему, Вы в споре с ним во всем вполне правы. Мое же мнение об его Мюнхенских делах Вам давно известно. Как я ― Вы это помните ― неизменно думал, он очень хочет вернуться к работе с Американским Комитетом; еще больше этого хочет Мельгунов. Думаю, что они и непременно вернутся, ― если только не верны сведения Екатерины Дмитриевны: «Стивенс вполне разочаровался в этой русской акции и решил ее прекратить». Откуда это знает Ек. Дм.? Я немного сомневаюсь, чтобы он принял такое решение: и ему, как Дон-Левину и Лайонсу, нужно дело. Но если сведения Екатерины Дмитриевны верны, то его решение, очевидно, странным и трагикомическим образом совпадает с решением Мельгунова и, вероятно, Керенского «вернуться».

А вот все-таки чего хочет Екатерина Дмитриевна от Сикорского[1707]? Она пишет об его разговоре: «Как вам все это нравится! » Но, во-первых, говорили с Сикорским не «Советы», а какой-то советский адмирал на аэродроме. Вполне возможно, что говорил адмирал по поручению своего начальства, но мог и просто сказать любезность, это часто и у них бывало. А во-вторых, что же должен был сделать Сикорский? Объявить, что он возвращается в Россию?! Но не вернулись туда ни мы, ни Прокоповичи, хотя это при условии моральной капитуляции было бы не очень трудно.

Я знаю и Дон-Левина, и Лайонса. Они не «аферисты», хотя, конечно, искали в деле и большого заработка. Это не одно и то же, ― иначе нам пришлось бы считать аферистами всех наших друзей или бывших друзей, принявших участие во всяких мюнхенских делах. Дон-Левин был врагом коммунистов всегда, Лайонс был близок к коммунистам, но давным-давно с ними порвал и тоже стал ожесточенным врагом. То, что они, по словам Ек. Дм., «порочили заочно тех, кто соглашался играть с ними русскую карту», вполне возможно. Но ведь точно так же и их русские партнеры порочили их и еще больше друг друга, и тоже «заочно». Вопрос разве в степени «мерзости» того, что Лайонс и Левин о них говорили, ― жаль, что Ек. Дм. не указала Вам «рода» их утверждений. Это было бы интересно и полезно знать. Забавно то, что Дон-Левин и Керенский до кончины бедной Терезы Керенской, были соседями по имению, ― имели домики очень близко один от другого в окрестностях Нью-Йорка, виделись чуть не каждый день, были в самых дружеских отношениях. Когда же именно Дон-Левин постиг «мерзость» Керенского, а Керенский «мерзость» Дон-Левина?!