«Права человека и империи»: В. А. Маклаков - М. А. Алданов переписка 1929-1957 гг. (с иллюстрациями)

Сейчас подхожу к самому главному и темному, что меня смущало. Но это совсем другая материя. Скажу только в двух словах. Меня теоретически заинтересовало то новое течение, о котором мы читаем из прессы, говорящей о настроениях там и отчасти здешней, если не реакционной, то все-таки приличной правой печати. Интересно оно для меня потому, что оно стало захватывать более широкие круги, чем раньше, а главное, является почвой общей для народных масс и их элиты — интеллигенции. И эта общая почва не государственный патриотизм, доступный после наших испытаний не всем, не свобода, в которой многие поневоле разочаровались. Но это новая интерпретация христианства и его роли в истории. Вы не можете исключить этого элемента из идеологии Керенского; обаяние Христа не смогла уничтожить даже христианская церковь. Но я кончаю. Я хотел намекнуть Вам на то, что сейчас меня, не скажу, волнует, но интересует и занимает. Это все-таки что-то совсем новое.

Машинопись. Подлинник.

BAR. 6. F. Maklakov V.A. to M.A. Aldanov, Paris and n. p., Jan. 1954 — Oct.

1956.

М.А. Алданов — В.А. Маклакову, 27 апреля 1956

27 апреля 1956

Дорогой Василий Алексеевич.

Только что получил Ваше письмо от 25-го и прочел его с сознанием своей вины: Вы так аккуратны в переписке, что Вам я в самом деле должен был бы всегда отвечать тотчас. Не сделал это по разным случайным причинам, а по нездоровью только отчасти. Тем более оценил то, что Вы обо мне беспокоились, и искренно Вас благодарю за внимание. Настоящей болезни у меня как будто нет, если не считать некоторой одышки, — она у меня образовалась через месяц-другой после моей прошлогодней операции простаты и упорно не желает проходить. Я уже давно побывал у здешнего специалиста кардиолога, он опять сделал электрокардиограмму (как делал ее перед операцией), опять признал, что сердце у меня в порядке, дал против одышки три лекарства, и они нисколько не помогли. Работать мне одышка не мешает, дома я ее вообще не чувствую, но ходить стало труднее, очень устаю. Вот пока все.

Я в общем склонен согласиться с тем, что было Вами сказано в предпоследнем письме от 16-го апреля, в той его части, которую Вы любезно отдали переписать на машинке. Новое течение, о котором Вы говорите, действительно интересно, и, быть может, кое-что в России обещает. Но его особенно новым, быть может, считать нельзя. В эмиграции об этом течении говорили и писали уже с первых ее дней. Стало ли оно сильнее по сравнению с 1925 или 1930-ым годом? Охватило ли оно значительную часть молодежи? На это очень трудно ответить. От людей, побывавших в СССР, я слышал (или читал в их статьях) разные отзывы об этом. Говорят в таких случаях: поживем-увидим, но мы с Вами верно себя этой формулой не обольщаем: едва ли именно мы это еще успеем увидеть. Я лет на 7-8 моложе Вас, но не надеюсь увидеть еще раз Россию.