Права нации. Автономизм в еврейском национальном движении в позднеимперской и революционной России

В эволюции политической жизни российского еврейства в годы Первой мировой войны прослеживаются два независимых, но взаимосвязанных фактора: влияние войны на евреев — и реакция евреев на войну. Первый фактор проявлялся в том, как взаимодействовали с евреями государство, военные и политики. В целом к евреям в лучшем случае относились с подозрением, а в худшем — с враждебностью. Евреи страдали от насилия, грабежей и депортаций; фактически они оказались вне закона. У большей части еврейского мирного населения патриотизм, ощущавшийся в начале войны, вскоре угас и сменился стойким недоверием и к военным, и к чиновникам; солдаты-евреи, напротив, сохраняли удивительный патриотизм в течение всех военных лет. Евреи ждали защиты не от царя и армии, а от российских либералов, и влияние думской политики на еврейское население было весьма существенным. В ходе войны усиливалась цензура — и в итоге власти запретили любую печать с использованием древнееврейского алфавита (подозревая, что его используют для передачи сведений врагу), что привело к закрытию всех печатных изданий на иврите и идише. Тем не менее русскоязычная еврейская пресса в полной мере освещала дебаты в Думе и «дело о циркулярах». Евреи всей страны были прекрасно осведомлены об ограничениях свободы в военные годы, поскольку в тяжелых обстоятельствах обострилась потребность в получении информации. Эту потребность удовлетворяли памфлеты, депутаты, ездившие по стране и выступавшие публично, и информация, которая разносилась из уст в уста. Хотя влиятельные еврейские либералы, такие как Максим Винавер, остались в рядах кадетов, евреи все же разочаровались в единственной российской либеральной партии — партии, которая в прошлом ассоциировалась с общественностью, прогрессом и движением за гражданские свободы. Это разочарование вызывало у многих влиятельных еврейских политиков все больший интерес к целям национального движения. А главное — российские евреи все сильнее убеждались в том, что их будущее связано с партиями, выступавшими за самоуправление и национальные права, а не за индивидуальную эмансипацию.

Второй фактор — реакция евреев на кризис — связан с автономизмом, самоорганизацией и в конечном счете с обретением власти. Среди хаоса войны влиятельные петроградские евреи-либералы предприняли титанические усилия, чтобы организовать помощь жертвам военных действий. Помимо необходимости расширить деятельность ЕКОПО за рамки простой благотворительности, руководители ЕКОПО — в массе своей участники Ковенского совещания — воспользовались возможностью создать общероссийский орган еврейского самоуправления с широчайшими обязанностями и сильным центром в столице. В целом массовые перемещения гражданских лиц во время войны и межэтнические отношения в городах, куда стекались беженцы, ускорили рост самосознания среди меньшинств, и евреи не стали исключением в этом процессе[754]. Если ранее российские либералы-евреи, такие как Слиозберг, способствовали деятельности общин, но опасались сепаратизма, к которому она могла бы привести, то война положила конец опасениям такого рода. Российские власти не просто прекратили интеграцию евреев в общество, а сознательно объявили евреев предателями.