Два эти фактора учитываются в любом анализе различий между «общественностью» (еврейская политическая элита, интеллигенты, активисты общин) и основной частью еврейского населения. ЕКОПО сам по себе не имел отношения к национально-демократическому движению, однако одной из официальных задач ЕКОПО была подготовка евреев к самопомощи и самоуправлению. Более того, его руководители ясно ощущали потребность преодолеть разрыв с массами, а еврейские интеллигенты направили огромные усилия на эту задачу в судьбоносный момент истории. Обсуждение туманного будущего и роли в нем еврейской интеллигенции не утихало в годы войны. Например, в докладе в Еврейском историко-этнографическом обществе в феврале 1915 года Дубнов вновь затронул тему еврейского национального вопроса в Польше и России в прошлом и настоящем. Он снова высказал свои исторические и политические соображения о необходимости синтеза средневековой национальной автономии без прав личности — и западной модели, в которой национальные права приносятся в жертву гражданской эмансипации. В обсуждении доклада Дубнова Винавер поднял вопрос об ассимиляции руководителей польского еврейства в XIX веке. По его представлениям, отречение польской еврейской интеллигенции от своего народа привело к тому, что в XX веке польское еврейство утратило лидеров. Винавер (родившийся в Варшаве) доказывал, что продолжающееся и поныне отречение польских еврейских интеллектуалов от своих корней идет «вразрез с историей и этнографией» и в итоге интеллигенты «целиком отделились от массы»[755]
. Оказалось, что Винавер, самый влиятельный еврей-кадет России, вдруг стал выступать против ассимиляции в тех же выражениях, в каких раньше националисты осуждали его самого и его единомышленников. И хотя Винавер полагал, что конституционный строй в России даст возможность для эмансипации российского еврейства и сохранения при этом национальной и духовной культуры, ему по-прежнему было неясно, какую форму примет национально-культурное самоопределение еврейского народа[756].Глава 6. Еврейское автономистское движение и революции 1917 года
В течение 23–27 февраля демонстрации рабочих и солдат в Петрограде привели к тому, что власть утратила контроль над столицей. 2 марта Николай отрекся от престола за себя и за сына. Трон перешел к брату царя Михаилу, который, однако, заявил, что примет власть только по просьбе избранного народом Учредительного собрания. К этому моменту в Петрограде уже утвердились два соперничавших органа власти — реформистский либеральный Временный комитет Государственной думы и социалистический Петроградский совет рабочих и солдатских депутатов. Поскольку думский комитет (позже преобразованный во Временное правительство) не мог сохранять легитимность без признания со стороны революционных партий и населения в целом, он был вынужден искать поддержки Петроградского совета. Впрочем, социалисты, и в особенности основная масса рабочих, крестьян, солдат и представителей национальных меньшинств, очень недолго проявляли терпимость по отношению к либерально-буржуазному правительству. В период между Февральской революцией и Октябрьским большевистским переворотом Временное правительство и Советы (наряду с отдельными политическими партиями и силами) соперничали и ожесточенно — вплоть до вооруженного конфликта — спорили о том, какую общественно-политическую форму примет новое государство[757]
. Необходимость как-то разрешить главные вопросы общественного устройства становилась все острее. Среди безвластия едва ли не все национальные меньшинства империи требовали расширения автономии для себя — и евреи не стали исключением.Радость российских евреев из-за краха царизма омрачалась тревогой за свое будущее в новой стране — или странах. С. А. Ан-ский, находившийся в то время в охваченной войной Галиции, узнал об отречении царя от военного врача, кричавшего «Мазл тов! Мазл тов!» («Поздравляю!»). Но вслед за этим, отмечает Ан-ский, евреев охватил страх: что будет дальше?[758]
Как и другие меньшинства, они немедленно стали учреждать независимые от власти национальные институции, призванные обеспечить народу защиту, представительство и даже самоуправление[759]. Пусть исчезло препятствие к равноправию, однако никто не мог гарантировать, что завтра на смену царскому режиму придет правительство более чуткое к устремлениям евреев — гражданским и национальным.