С первых дней революционных волнений в начале 1917 года, как и в 1905 году, национальное недовольство стало катализатором развала империи. Среди первых требований Петроградского совета к Временному правительству стал пункт «Включить в программу Временного правительства пункт о предоставлении всем национальностям прав национального и культурного самоопределения»[892]
. Петроградский совет, в то время состоявший из представителей разных социалистических групп, стремился показать себя защитником национального самоопределения. Сходным образом, несмотря на то что Всероссийское учредительное собрание заседало всего два дня, а затем было разогнано Лениным, права национальных меньшинств были одной из первых тем для обсуждения (впрочем, вскоре собрание перешло к обсуждению войны, земельного вопроса и классовой борьбы). Степень признания эсерами — из прагматических или иных соображений — необходимости учитывать национальные права отразилась в том, что Виктор Чернов (близкий друг Ан-ского и Житловского), председатель единственной сессии собрания, состоявшейся 5–6 января 1918 года, поставил в повестку дня вопрос о территориальной и внетерриториальной автономии для всех меньшинств России и особо упомянул еврейскую автономию: «…Еврейский народ, не имеющий своей сплошной территории, на этой территории Российской республики будет иметь равное со всеми другими народами право выработать свои национальные органы самоуправления и высказать в них свою трудовую волю. Вооруженная мощь России будет составлена из национальных легионов, сведению которых воедино из прежней разбросанности отныне никто не смеет ставить никаких препятствий»[893]. Как вскоре убедились жители России, Чернов катастрофически ошибался в своих прогнозах[894].Глава 7. Независимые государства и неоправдавшиеся ожидания
Когда под конец Первой мировой войны Австро-Венгерская и Российская империи распались, настал момент, которого так долго ждали и националисты, и революционеры. Всего за пять лет (1917–1922) карта Восточной и Центральной Европы будет полностью перекроена. Еще во время войны сложилось общее мнение, что по итогам войны евреи Восточной Европы должны получить права национального меньшинства и ту или иную форму автономии. Американский адвокат и лидер сионистов Луис Брандайс (1856–1941) в 1916 году писал Люсьену Вольфу в связи с созданием Американского еврейского конгресса:
Нынешняя война затрагивает и вопрос прав малых наций и групп. Мы надеемся, что при обсуждении этих прав и общем пересмотре международных отношений, каковые последуют по окончании этого конфликта, не будет оставлена без внимания и проблема еврейского народа. Мы, американские евреи, пришли к осознанию, что мы сами должны активно, лично и напрямую, участвовать в спасении нашего народа, чтобы его участь была исцелена от нынешних изъянов и эти улучшения сделались постоянными[895]
.Прежде чем закончилась Первая мировая война, британские сионисты добились грандиозного успеха. Хотя о значении декларации Бальфура и о подлинных намерениях англичан можно спорить, в ту пору евреям казалось, что сионисты получили от Британской империи письменную и публичную поддержку для создания «национального очага» в Палестине. Декларация Бальфура, несомненно, являлась победой сионистов над Объединенным комитетом в происходившем на всем протяжении войны состязании за благосклонность британского министра иностранных дел[896]
. Социалисты и антисионисты могли попросту отвергнуть эту декларацию и противиться ее осуществлению, но как обстояло дело с такими представителями национализма диаспоры, как Дубнов и его сподвижники, которые утверждали, что не желают противостоять ни сионистскому национализму, ни освоению Палестины, однако считают нереалистичными такое направление еврейского национализма и пренебрежение интересами диаспоры? Дубнов действительно не выступал против декларации Бальфура, но высказывал опасение, что она отвлекает евреев от главной задачи: миллионы евреев нуждались в узаконивании их национальной автономии в диаспоре, а внимание всего мира обратилось к клочку земли, где проживало не так уж много евреев.