Права нации. Автономизм в еврейском национальном движении в позднеимперской и революционной России

При том что установить конституционную демократию в России не удалось, а попытки создать единое еврейское движение провалились, межреволюционные годы отмечены стремлением еврейской интеллигенции и общественности отстоять национальные права. Борьба за полноправие, определявшая еврейскую политику 1905–1907 годов, продолжалась и после того, как возможности прямого политического представительства почти иссякли; понятие «национальные права» закрепляется в еврейском политическом дискурсе, и можно утверждать, что в 1907–1914 годах во многом определяется содержание этого понятия. В этот период идут напряженные поиски идеальной формы общественного устройства; ведутся споры о смысле еврейского национализма применительно к России. Различные партии и фракции по-прежнему во многом не согласны друг с другом, но дискуссии о национальной идее и общине создают почву для диалога. Возникновение новых культурных и общинных организаций, равно как и демократизация уже существующих, свидетельствует о новом качестве совместных усилий, об общем стремлении заложить основы еврейской автономии, пользуясь любыми дозволенными государством способами. Бунд в эти годы переживает упадок; политические инициативы, как в теории, так и на практике, исходят от деятелей Союза для достижения полноправия еврейского народа в России и от нового поколения — появившихся в столице после революции 1905 года молодых еврейских активистов, сформировавшихся под влиянием социалистических идей. Они возвращаются из ссылок, переселяются из провинциальных городов или местечек, и, несмотря на по-прежнему действующие ограничения на жительство евреев в Петербурге, этот город становится средоточием еврейской политической жизни в Российской империи.

Споры интеллектуалов о том, какой быть еврейской общине в России и как эта община должна управляться, подпитывались множеством внутренних и внешних обстоятельств. Попытки российского правительства провести реформы, расширяющие коллективные права меньшинств, побуждали как можно скорее и отчетливее сформулировать требования еврейского населения Империи. Попытки властей учредить земства в западных губерниях, официально признать права одних религиозных или этнических групп и одновременно ограничить автономию других, неблагонадежных, например финнов, неизбежно заставляли все народы Империи задаваться юридическими и политическими вопросами о наиболее подходящих для них формах самоуправления и общинного устройства. Параллельно с тем, как русские интеллигенты искали новые смыслы понятия «общественность», еврейские интеллигенты все активнее вовлекались в общинную жизнь и, в частности, пытались расширить деятельность еврейских организаций, чтобы те активнее брали на себя ответственность за общинную жизнь.

В среде российского еврейства, как будет показано в этой главе, после 1907 года споры о еврейской общине и автономии отражают различия не только между секулярным и религиозным определением общины или между идишистами и их противниками-гебраистами. Несомненно, ключевым для самоопределения еврейских интеллигентов, обсуждавших будущее евреев в Российской империи, становится вопрос о языке: какой язык или языки использовать, возрождать, развивать и поддерживать. В этих спорах, отчасти благодаря усилиям либералов, надеявшихся усмирить обоих чудовищ — религиозное и националистическое, — окончательно складывается социально-политическая модель еврейской автономии. Показательно, что в этот период автономистский «проект» основывается на убеждениях полностью обрусевших еврейских интеллигентов, считавших автономию заградительной стеной против ассимиляции российского еврейства как такового. Насколько реальным было это давление ассимиляции, они не всегда задумывались: они чувствовали себя чужими народу, которому жаждали служить, поэтому снова и снова разными способами пытались подтвердить свою принадлежность к еврейству и верность ему.

Столыпин, реформы и политические права евреев