Читаем Права нации. Автономизм в еврейском национальном движении в позднеимперской и революционной России полностью

Первый номер «Еврейского мира» готовился летом и осенью 1908 года, почти одновременно с организованной в Черновицах конференцией по идишу, и вышел всего через несколько недель после того, как в Петербурге было основано Еврейское литературное общество. Неудивительно, что одной из главных тем номера был спор о языке. Черновицкая конференция проходила с 30 августа по 3 сентября 1908 года в австро-венгерской Буковине, в городе Черновицы (ныне Черновцы, Украина). Ее замысел вырос из состоявшейся годом ранее в Нью-Йорке беседы, в которой участвовали Бирнбаум, Житловский и писавший на идише поэт и драматург Довид Пинский[513]. С самого начала, по настоянию Пинского, было решено не обсуждать на конференции политические вопросы, не принимать «резолюций в защиту идиша», а сосредоточиться исключительно на «практической повестке дня»[514]. Предполагалось говорить главным образом о словаре языка идиш, его грамматике и орфографии, о современном состоянии прессы, культуры, а также о поддержке работающих на идише писателей и культурных деятелей[515]. Черновицы выбрали по нескольким причинам: во-первых, потому, что Австро-Венгрия была в те годы гораздо свободнее, чем Россия; во-вторых, из-за удобного расположения — город находился рядом с тогдашней российской границей; но прежде всего потому, что происходившие из Черновиц венские студенты Бирнбаума убедили его переселиться в Черновицы и созвать конференцию в их родном городе[516]. В 1907 году Бирнбаум, защитник еврейской автономии в Австрии, безуспешно баллотировался в рейхсрат от платформы автономистов и сторонников еврейского возрождения[517], и, возможно, его поворот к идишу отчасти был попыткой компенсировать неудачу на политическом поприще[518].

«Надо возвести ограду, защиту для бесценного нашего родного языка, — говорилось в приглашении, составленном Житловским, — чтобы он не скитался бесцельно, как было доселе, чтобы он не стал хаотичным, чтобы не одряхлел и не обветшал. Все, кто работает с языком — писатели, поэты, языковеды, и все, кто просто любит его, — должны собраться и сообща найти подобающие способы и средства, чтобы утвердить его авторитет, с коим все должны будут и захотят считаться»[519]. Вопрос «о признании идиша национальным языком»[520] значился только в последнем пункте повестки; тем не менее вся конференция созывалась ради того, чтобы утвердить именно этот статус идиша. Кроме Житловского и Бирнбаума, в ней участвовали многие выдающиеся писатели и интеллектуалы, в том числе Ицхок-Лейбуш Перец, Шолом Аш, Мойше-Лейб Галперн, Гирш Номберг, Авром Рейзен, Ноех Прилуцкий, Матес Мизес и Эстер Фрумкина. Среди приглашенных, но не приехавших были «звезды первой величины»: Менделе Мойхер-Сфорим (Шолом-Янкев Абрамович) и Шолом-Алейхем (Шолом Рабинович)[521]. На конференции присутствовало всего около сорока участников с правом голоса, и это еще раз доказывает, что лишь узкий круг видел в идише нечто большее, чем разговорный язык простолюдинов. Тем не менее Черновицкая конференция не только поддержала писателей, которые боролись за то, чтобы еврейская аудитория всерьез воспринимала их творчество, но и прочно связала вопрос о языке с проблемой национальных прав (в этом смысле идея провести ее в многонациональных Черновицах оказалась очень удачной). «Мы встали в шеренги под наше знамя во имя наших культурных интересов… Мы возвещаем миру: мы — еврейский народ, идиш — наш язык», — выразил общее настроение Перец[522].

Даже современникам было до конца непонятно, какие цели ставят перед собой участники конференции. Пылкие споры о роли идиша в еврейской национальной жизни разрешились компромиссом. В итоговом документе участники именуют идиш «национальным языком еврейского народа», заявляют о его «политических, общественных и культурных правах»[523] и вместе с тем предоставляют каждому «свободу относиться к ивриту сообразно своим убеждениям»[524]. Естественно, такой документ вызвал резкую критику с обеих сторон: «идишисты» были недовольны тем, что идиш не назван «единственным» языком народа, а «гебраистов» возмущало, что идиш вообще посмели назвать еврейским «национальным языком».

Перейти на страницу:

Все книги серии Historia Rossica

Изобретая Восточную Европу: Карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения
Изобретая Восточную Европу: Карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения

В своей книге, ставшей обязательным чтением как для славистов, так и для всех, стремящихся глубже понять «Запад» как культурный феномен, известный американский историк и культуролог Ларри Вульф показывает, что нет ничего «естественного» в привычном нам разделении континента на Западную и Восточную Европу. Вплоть до начала XVIII столетия европейцы подразделяли свой континент на средиземноморский Север и балтийский Юг, и лишь с наступлением века Просвещения под пером философов родилась концепция «Восточной Европы». Широко используя классическую работу Эдварда Саида об Ориентализме, Вульф показывает, как многочисленные путешественники — дипломаты, писатели и искатели приключений — заложили основу того снисходительно-любопытствующего отношения, с которым «цивилизованный» Запад взирал (или взирает до сих пор?) на «отсталую» Восточную Европу.

Ларри Вульф

История / Образование и наука
«Вдовствующее царство»
«Вдовствующее царство»

Что происходит со страной, когда во главе государства оказывается трехлетний ребенок? Таков исходный вопрос, с которого начинается данное исследование. Книга задумана как своего рода эксперимент: изучая перипетии политического кризиса, который пережила Россия в годы малолетства Ивана Грозного, автор стремился понять, как была устроена русская монархия XVI в., какая роль была отведена в ней самому государю, а какая — его советникам: боярам, дворецким, казначеям, дьякам. На переднем плане повествования — вспышки придворной борьбы, столкновения честолюбивых аристократов, дворцовые перевороты, опалы, казни и мятежи; но за этим событийным рядом проступают контуры долговременных структур, вырисовывается архаичная природа российской верховной власти (особенно в сравнении с европейскими королевствами начала Нового времени) и вместе с тем — растущая роль нарождающейся бюрократии в делах повседневного управления.

Михаил Маркович Кром

История
Визуальное народоведение империи, или «Увидеть русского дано не каждому»
Визуальное народоведение империи, или «Увидеть русского дано не каждому»

В книге анализируются графические образы народов России, их создание и бытование в культуре (гравюры, лубки, карикатуры, роспись на посуде, медали, этнографические портреты, картуши на картах второй половины XVIII – первой трети XIX века). Каждый образ рассматривается как единица единого визуального языка, изобретенного для описания различных человеческих групп, а также как посредник в порождении новых культурных и политических общностей (например, для показа неочевидного «русского народа»). В книге исследуются механизмы перевода в иконографическую форму этнических стереотипов, научных теорий, речевых топосов и фантазий современников. Читатель узнает, как использовались для показа культурно-психологических свойств народа соглашения в области физиогномики, эстетические договоры о прекрасном и безобразном, увидит, как образ рождал групповую мобилизацию в зрителях и как в пространстве визуального вызревало неоднозначное понимание того, что есть «нация». Так в данном исследовании выявляются культурные границы между народами, которые существовали в воображении россиян в «донациональную» эпоху.

Елена Анатольевна Вишленкова , Елена Вишленкова

Культурология / История / Образование и наука

Похожие книги

1937. Трагедия Красной Армии
1937. Трагедия Красной Армии

После «разоблачения культа личности» одной из главных причин катастрофы 1941 года принято считать массовые репрессии против командного состава РККА, «обескровившие Красную Армию накануне войны». Однако в последние годы этот тезис все чаще подвергается сомнению – по мнению историков-сталинистов, «очищение» от врагов народа и заговорщиков пошло стране только на пользу: без этой жестокой, но необходимой меры у Красной Армии якобы не было шансов одолеть прежде непобедимый Вермахт.Есть ли в этих суждениях хотя бы доля истины? Что именно произошло с РККА в 1937–1938 гг.? Что спровоцировало вакханалию арестов и расстрелов? Подтверждается ли гипотеза о «военном заговоре»? Каковы были подлинные масштабы репрессий? И главное – насколько велик ущерб, нанесенный ими боеспособности Красной Армии накануне войны?В данной книге есть ответы на все эти вопросы. Этот фундаментальный труд ввел в научный оборот огромный массив рассекреченных документов из военных и чекистских архивов и впервые дал всесторонний исчерпывающий анализ сталинской «чистки» РККА. Это – первая в мире энциклопедия, посвященная трагедии Красной Армии в 1937–1938 гг. Особой заслугой автора стала публикация «Мартиролога», содержащего сведения о более чем 2000 репрессированных командирах – от маршала до лейтенанта.

Олег Федотович Сувениров , Олег Ф. Сувениров

Документальная литература / Военная история / История / Прочая документальная литература / Образование и наука / Документальное
1993. Расстрел «Белого дома»
1993. Расстрел «Белого дома»

Исполнилось 15 лет одной из самых страшных трагедий в новейшей истории России. 15 лет назад был расстрелян «Белый дом»…За минувшие годы о кровавом октябре 1993-го написаны целые библиотеки. Жаркие споры об истоках и причинах трагедии не стихают до сих пор. До сих пор сводят счеты люди, стоявшие по разные стороны баррикад, — те, кто защищал «Белый дом», и те, кто его расстреливал. Вспоминают, проклинают, оправдываются, лукавят, говорят об одном, намеренно умалчивают о другом… В этой разноголосице взаимоисключающих оценок и мнений тонут главные вопросы: на чьей стороне была тогда правда? кто поставил Россию на грань новой гражданской войны? считать ли октябрьские события «коммуно-фашистским мятежом», стихийным народным восстанием или заранее спланированной провокацией? можно ли было избежать кровопролития?Эта книга — ПЕРВОЕ ИСТОРИЧЕСКОЕ ИССЛЕДОВАНИЕ трагедии 1993 года. Изучив все доступные материалы, перепроверив показания участников и очевидцев, автор не только подробно, по часам и минутам, восстанавливает ход событий, но и дает глубокий анализ причин трагедии, вскрывает тайные пружины роковых решений и приходит к сенсационным выводам…

Александр Владимирович Островский

Публицистика / История / Образование и наука