Правая рука князя Тьмы

– Она – хрупкая и чувствующая. А ты отправил ее на верную смерть под пытками.

– Кто хрупкий? Арафель? – Князь расхохотался, запрокинув голову. – Похоже, ты многого о ней не знаешь.

– Нет, похоже, это ты многого о ней не знаешь.

Тишина зазвенела от напряжения, даже мяч перестал стучать о мостовую. Шутка ли: смертный посмел перечить самому князю. Глаза, бездонные, как Тьма, сузились, брови сдвинулись, улыбка окончательно слетела с губ. Ни голубиного курлыканья, ни шелеста листвы, ни свиста ветра, и только полы камзола раскачиваются, как при урагане.

– Что ж, – процедил князь, а затем, чуть склонив голову, улыбнулся. – Быть может, мы оба упустили из виду нечто важное.

И словно изящные пальцы отпустили натянутую струну. Вновь запрыгал у колодца мяч, где-то скрипнула калитка, ворон с криком пролетел над площадью. Князь проводил его задумчивым взглядом.

– Итак, ты призвал меня, надеюсь, не только ради разговоров. Чего ты хочешь, Эйтан из Вилля?

Потомок хранителей с трудом оторвал взгляд от Арафель, которая казалась бы спящей, если бы не многочисленные кровоподтеки, и решительно произнес:

– Я хочу попасть во Тьму.

– Что, прости? – усмехнулся князь. – По-моему, я не расслышал.

– Что я должен сделать, чтобы попасть в чертоги Тьмы после смерти? – с нажимом повторил Эйтан.

– А у тебя не только способ призыва оригинальный, но и пожелание. Что сделать?.. Ну, например, убей вон того ребенка.

Эйтан резко обернулся, впервые по-настоящему обратив внимание на мальчика лет восьми, который сосредоточенно играл с мячом, стараясь поймать его каждый раз, как тот подпрыгивал вверх. Обладатель коротко постриженных светлых волос и по-младенчески голубых глаз был одет в трогательные коротковатые штанишки и рубашку, которая, наоборот, была ему немного великовата. Словно догадавшись, что речь идет именно о нем, ребенок на миг поглядел на беседующих мужчин, а затем вновь сфокусировался на мяче.

– Как я могу его убить? – ошарашенно спросил Эйтан, понизив голос, чтобы, не приведи принц, не испугать мальчика.

– Вижу, что не можешь, – со смешком откликнулся князь. – Вот тебе и ответ на твой вопрос. Во Тьму – равно как и в Свет – нельзя попасть просто потому, что кому-то так захотелось. Либо ты подходишь для Тьмы, либо нет. И решать это не тебе, не мне и даже, – он с издевкой вытянул руки к небу, – не принцу. Твоя душа, как видно, нацелена не в мои чертоги.

Эйтан долго искал ответ и наконец, осознав всю тщетность своих чаяний, опустился на землю подле Арафель. Бережно укрыл ее своим плащом и взял за руку, словно она была еще жива и могла испытывать холод ветра и тепло поддержки. Она оставалась неподвижной, по лицу же Эйтана катились слезы. Неправда, будто мужчины не плачут. Просто им, в отличие от женщин, запрещено показывать свои слезы. Но здесь и сейчас не было никого, кроме покинувшей этот мир Арафели, князя Тьмы, для которого душа Эйтана и без того представляла открытую книгу, и мальчика, не обращавшего никакого внимания на странных людей, задержавшихся на площади.

– Странно, – заметил спустя некоторое время князь. – Ты хочешь снова встретиться с Арафель, и попросил о праве попасть на ее территорию. Это оказалось невозможным. Но почему-то ты не делаешь следующий логический шаг. Не просишь, чтобы я возвратил Арафель в твой мир.

Эйтан вскинул голову и несколько секунд молчал лишь потому, что у него до боли в груди перехватило дыхание.

– Ты хочешь сказать, что это возможно? – медленно проговорил он, не позволяя себе поторопиться и дать волю надежде.

– Это не исключено, – уклончиво ответил князь. – Если удастся соблюсти некоторые условия. Но прежде, чем мы дойдем до этого пункта, меня интересует другое. Допустим, мы воскресили Арафель к жизни. Что ты станешь делать дальше?

Эйтан не знал, ответ какого рода ожидает от него князь, и это заставило его напрячься.

– Я стану о ней заботиться, – сказал он наконец.

– Забота бывает разной, – поморщился Повелитель Тьмы. – Станешь ли ты предъявлять ей претензии? Дескать, втерлась в доверие местных жителей, спровоцировала бунт, который привел к человеческим жертвам… Не добра, как ангел, не кротка, как овечка… Если я и стану помогать в ее воскрешении, хочу быть уверен, что поступлю так ради ее блага. А не ради того, чтобы всю оставшуюся земную жизнь ее пилили за то, кто она есть.

– Я даю слово, что не стану этого делать. Могу поклясться чем угодно. Только верни ее.

– Что ж. Это возможно. Но для этого мне понадобится напарник. Только единение Тьмы и Света может возвратить жизнь.

– «Противостояние, которое лишено сути», – пробормотал Эйтан.

– О, ты ходишь к гадалкам? Похвально. Главное – не слишком увлекаться. Ну же! Долго я буду ждать?

Эйтан сперва подумал, что последние слова обращены к нему, и в недоумении пытался понять, каких именно действий ожидает князь. Но тут он увидел, как светловолосый ребенок, начисто позабыв о мяче, широким шагом двинулся им навстречу. Вот только по дороге он преобразился, приняв облик взрослого статного мужчины с белыми крыльями за спиной.