– Насколько я поняла, да… Ну, а потом, когда твоя мама проиграла битву своим бесам и оставила тебя одну-одинешеньку, у нас с ними разыгралась баталия.
– Что еще за баталия?
– Между мной и Кеном с одной стороны – и этой парой. Мы выяснили, что они уже регистрируются конфиденциально как приемные родители и могут официально тебя удочерить. И мы подумали, что это как-то неправильно. Кто эти люди? Совершенно посторонние, которые забрали к себе нашу любимую Мелоди – и даже не дают нам с ней видеться! И мы тогда тоже начали процесс удочерения. Кен даже коротко постригся по такому случаю. Мы изображали счастливую семейную пару, живущую в тихом пригороде, в этой вот квартире, а социальные службы наносили нам визит за визитом, и все задавали разные вопросы. Прямо допросы тут настоящие вели – сущее гестапо! Кен пошел работать – можешь себе такое представить?! Дворником. Подметал улицы. А мне пришлось носить юбку и материнские жемчужные бусы. Эти люди тут ошивались месяцами, и мы все поили их чаем. Мы понимали, что на самом деле шансов у нас никаких. В смысле, те двое были тебе все же родственники, и ты уже жила у них, и они были самыми обычными,
Мелоди смотрела на Грейс, не в силах вымолвить ни слова. Эта чужая женщина, о которой у нее вообще не осталось никаких воспоминаний, оказывается, тоже пыталась стать ей матерью! Эта незаурядная и чуждая условностям личность с нетрадиционными взглядами на жизнь, взрастившая двоих детей, одного – рок-звезду, а другого – запойного пьяницу, эта женщина носила старческие бусы и всячески унижалась, чтобы ее сочли приемлемой родительницей для Мелоди. И от неудачи в попытках удочерить девочку брак ее разрушился, и вся жизнь бесповоротно сменила курс. Эта мысль сильно поразила Мелоди, волнуя и пугая одновременно.
– И вот теперь ты здесь, перед нами, – продолжала Грейс, красуясь идеально белыми зубами и точеными, как у Одри Хепберн, скулами. – Жива и здорова, красива и счастлива! Ты счастлива?
Мелоди кивнула:
– Да. Пожалуй, счастлива.
– Это хорошо. Ты влюблена?
Мелоди улыбнулась, вопросительно взглянув на Грейс.
– Хм-м… нет.
– У тебя никого нет?
– Ну, не совсем. Есть один друг, но я сейчас как-то воздерживаюсь от отношений, пока не разберусь со всеми своими заморочками.
– А, ты имеешь в виду это прояснение твоей памяти?
– Да, именно.
– Вообще, потрясающе! – продолжала Грейс. – Человеческий разум – изумительная, потрясающая штука. Никогда не перестанет меня удивлять. То есть этот человек, гипнотизер, просто щелкнул пальцами – и к тебе вдруг хлынула потоком память?
– Ну, нет, не совсем так. Не разом вдруг – а скорее мелкими отдельными клочками. Просто теперь мне все время встречается нечто такое, что запускает новую порцию воспоминаний.
– А меня? Меня ты хоть немного помнишь?
Мелоди помотала головой.
– Я помню, что у Кена была жена, и помню Сета пухлым малышом, сидящим в кухне на полу. Помню, как мы сидели в саду с Мэтти и обсуждали Кена. Но вас я совершенно не помню.
– Ах, как это печально быть настолько незапоминающейся! – с притворной горестью посетовала женщина и тут же вскинула улыбающийся взгляд. – Зато я тебя не забыла, моя девочка. Очень хорошо тебя помню, до самой последней мелочи. Ты помнишь, как я учила тебя вязать на спицах?
Мелоди отрицательно покачала головой.
– Ну и ладно. А помнишь, как ты рассказывала мне про девочку из твоего класса? Про это гадкое создание, про Пенни?
При упоминании этого имени в голове у Мелоди тут же возникла картинка: этакая толстокожая девица с грубыми чертами лица и глубокой складкой на лбу.
– Да, я помню девочку по имени Пенни. Отвратительная девица.
– Она сильно отравляла тебе жизнь. Мне даже хотелось пойти в школу и побить ее из-за тебя, но ты меня не пускала. Ты всегда хотела сама решать свои проблемы. Всегда была такой очень выдержанной и собранной. Я безмерно тобой восхищалась – тем, как ты со всем справляешься. Особенно в отношении матери. Ты так замечательно держалась с мамой!
– Правда?