Правда о России. Мемуары профессора Принстонского университета, в прошлом казачьего офицера. 1917—1959

Однажды вечером друг позвонил мне из Петрограда; похоже было, что события вот-вот начнутся. Я уехал из Царского Села на первом же поезде и заехал за другом к нему на квартиру; оттуда мы вместе направились в Союз казачьих войск, но контора его оказалась закрыта. Кто-то сказал нам, что центр организованного сопротивления – в Зимнем дворце, так что мы двинулись туда пешком вдоль Невского проспекта, главной артерии Петрограда. На полпути нас остановили красногвардейцы – вооруженная милиция из рабочих; они выстроились цепочкой поперек улицы и никого не пропускали. Нам сказали, что дальше нас не пропустят до тех пор, пока не будет подавлено сопротивление сторонников Керенского в Зимнем дворце. К этому моменту вечер уже наступил, было темно. Чтобы не привлекать к себе лишнего внимания, мы купили билеты в оперетту, которая, как обычно, давала представление здесь же рядом, на одной из боковых улиц. Каждые несколько минут один из нас подходил к двери и выяснял обстановку. Время от времени слышалась беспорядочная стрельба. Затем все стихло. Еще через некоторое время красногвардейцы ушли с Невского; возобновилось движение. Режим Керенского в Зимнем дворце защищали только женский батальон и несколько кадетов из Ораниенбаума; все они быстро сдались. Таков был постыдный конец правительства Керенского в Петрограде 25 октября (7 ноября) 1917 г.

Казаки штурмуют Пулковские высоты

Мы тогда этого не знали, но Керенскому удалось бежать из Петрограда в район Острова и Пскова (город примерно в 170 милях к юго-западу), где располагалась штаб-квартира 3-го кавалерийского корпуса. Из всех частей в окрестностях Петрограда эта единственная сохранила некоторую воинскую сплоченность. Керенский справедливо считал, что эта часть может сохранить верность правительству – но, по иронии судьбы, это был тот самый III кавалерийский корпус, который Керенский всего два месяца назад во время дела Корнилова заклеймил как контрреволюционную часть. После провала плана Корнилова и самоубийства генерала Крымова командовать корпусом был назначен генерал Петр Краснов. Так что теперь Керенский призвал генерала Краснова вновь двинуть все тот же III корпус на Петроград.

Тот факт, что Краснов повиновался-таки приказу Керенского, – имея в виду все сопутствующие обстоятельства, – еще раз подтверждает, что казаки всегда играли в истории Российского государства стабилизирующую роль. Генерал Краснов описал свои чувства в тот момент, когда решил выполнить приказ Керенского, следующим образом[40]: «…я иду не ради Керенского, а ради своей родины, ради Великой России, которую не могу оставить в беде. И если Россия с Керенским, я пойду с ним. Его я буду ненавидеть и проклинать, но я пойду служить России и умереть за нее. Она избрала его, она пошла за ним, она не сумела найти себе более способного лидера – ия пойду помогать ему, если он за Россию».

К несчастью для Керенского, он теперь был не в состоянии отменить те меры, которые сам же предпринял ранее, чтобы лишить III кавалерийский корпус возможности активно действовать. Два месяца назад, после провала корниловского марша на Петроград, отдельные части корпуса были намеренно рассредоточены по большой территории, чтобы затруднить корпусу любое внезапное движение. В результате, когда Керенский обратился за помощью, у генерала Краснова под рукой оказалось всего около 700 всадников и несколько полевых орудий.

Теперь я продолжу рассказ о событиях так, как я их помню, приведу некоторые цитаты и поясню, в какой степени эти описания совпадают или расходятся с моими воспоминаниями. Источники цитат: дневник моей матери; опубликованный рассказ о событиях генерала Краснова; «Десять дней, которые потрясли мир» Джона Рида (именно эту книгу я процитировал в названии данной главы); и официальные советские документы.

Следует упомянуть при этом, что в 1917–1918 гг. я записал кое-что из тех воспоминаний, которые приведу, но позже на Дону вынужден был уничтожить свои записи. Тем не менее мой рассказ – не просто воспоминания сорокапятилетней давности, но попытка восстановить то, что однажды уже было записано и не раз обсуждалось с другими участниками этих событий.

Карта Г

Окрестности Петрограда. См. карту А

Первый намек на то, что кто-то все же попытается оспорить успех большевиков в Петрограде, мы в Царском Селе получили по телефону вечером 27 октября (9 ноября). Мужской голос спросил госпожу Краснову, и она сразу же узнала голос мужа. Небрежным голосом, не называя себя, он сообщил, что находится в Гатчине – небольшом городке примерно в 14 милях к югу (см. карту Г).

27 октября (9 ноября) мама записала в своем дневнике: «Грустные и тихие мы [госпожа Краснова и она сама] сидели и шили в гостиной, когда вдруг позвонил по телефону из Гат[чины]… П[етр] Николаевич Краснов] – «Оставайтесь завтра дома, даже не думайте ехать в Петроград – там завтра будет нехорошо, и в Царском слишком многое может произойти»».

Уже от себя мама добавила – «Значит, в а-банк»[41].