Правда о России. Мемуары профессора Принстонского университета, в прошлом казачьего офицера. 1917—1959

Тем временем мы вышли из Каменской и через поля за околицей двинулись на юг по восточной стороне главной железной дороги направления север – юг. Компаса у нас не было, а погода стояла пасмурная, так что насыпь дороги служила нам единственным ориентиром. Мы шли так, чтобы все время различать в темноте справа от себя ее туманный силуэт. Стояла зима, и мы без труда переходили по льду встреченные ручьи и речки. Однако из-за недавней оттепели снега на земле почти не было и идти было очень трудно. Железная дорога тянулась по верхней части вдоль длинного склона. Мы не осмеливались подходить к ней ближе, так как пути, скорее всего, охранялись; приходилось идти вдоль дороги ниже по склону и пересекать при этом многочисленные крутые овраги. Участки земли между ними были распаханы, и идти по замороженной неровной поверхности было тяжело. Мои сапоги немного болтались на ногах – в мороз в таких сапогах легче ездить верхом, так как ноги не замерзают. Но теперь сапоги при каждом шаге натирали мне пятки. Вскоре я почувствовал в сапогах влагу – это прорвались натертые мозоли. Чем дальше мы шли, тем большую боль причиняла мне ходьба.

Время шло; мы двигались все медленнее. Мы рассчитали, что если Чернецов в этот день взял Лихую, как предсказывал его лазутчик, то где-то к югу от Каменской – то есть там, куда мы направлялись, – железная дорога должна быть перегорожена цепочкой большевистских постов. Вскоре мы убедились в справедливости своих предположений.

За пару часов до рассвета нас неожиданно окликнули. К счастью, мы не наткнулись непосредственно на блокпост, а оказались на триста – четыреста футов ниже по склону, когда нас услышали. Мы отозвались и продвинулись еще на сотню футов, продолжая отвечать на все требования назвать себя громко и неопределенно. Наш диалог звучал примерно так: «Мы с хутор а-а-а…» – «С како-о-ого ху-у-утора?» – «Отту-у-уда-а-а». – «Отку-у-уда-а-а?» и так далее. Когда нам приказали остановиться под угрозой расстрела, мы побежали. Мимо просвистело несколько пуль, затем патрульные бросились за нами в погоню. В длинных полушубках, да еще со сбитыми в кровь ногами мы были определенно не в форме для подобных состязаний, поэтому мы просто упали в островок сухой травы вдоль борозды и, прижавшись к земле, пропустили преследователей мимо. Их было трое или четверо. Некоторое время они с громкими проклятиями бродили вокруг нас в темноте, но потом сдались и вернулись к железнодорожному полотну. После этого мы осторожно двинулись дальше – по-прежнему в южном, как нам представлялось, направлении.

Непосредственно перед рассветом мы снова вышли к какой-то железнодорожной насыпи и ошибочно предположили, что это линия, которая выходит из Лихой на восток, на Царицын[56] (см. карту Д). Исходя из этого предположения, мы пересекли ее и двинулись дальше перпендикулярно к ней. На самом же деле это были все те же пути главного направления север – юг, вдоль которых мы шли весь день. Мы перешли их и с рассветом обнаружили, что находимся на плоской равнине над тем самым склоном, вдоль которого двигались раньше. Наш первоначальный план состоял в том, чтобы спрятаться на день в какой-нибудь ложбине в сухой траве и оставаться там, пока звуки стрельбы не помогут нам понять хотя бы приблизительно, где находится белый партизанский отряд Чернецова. Но план этот оказался невыполнимым, так как вокруг простиралась лишь слегка волнистая степь и не видно было ни единого овражка или какого-нибудь другого укрытия.

Впереди, примерно в миле от нас, возле железной дороги, от которой мы шли, виднелся небольшой хутор. Он показался нам зажиточным казацким селением, так что мы направились прямо туда и постучали в дверь крепкого ухоженного дома на краю хутора. К счастью, наша догадка оказалась верна. Хозяин, дружески настроенный казак, впустил нас в дом и, пока мы уплетали сытный завтрак, поданный его женой, познакомил с ситуацией.

Вчера белый отряд Чернецова после короткого боя взял Лихую, примерно в трех милях к югу от нас. В данный момент мы находились буквально на ничейной земле; только накануне вечером через хутор проехали конные разведывательные патрули пробольшевистски настроенных казаков. На тот случай, если по дороге в Лихую нам встретится еще один такой патруль, наш хозяин спрятал нашу форменную одежду под сеном на дне телеги, переодел нас в рабочую одежду и сказал, что отвечать, если в дороге нас остановят.

Предосторожности эти оказались излишними, и час спустя мы уже подъезжали к Лихой. В то время Лихая представляла собой всего несколько домов вокруг железнодорожной станции и депо, где можно было видеть стоящие под парами составы знаменитой «железнодорожной кавалерии» Чернецова.

Нас немедленно отвели к капитану Чернецову, и он долго расспрашивал нас о том, что мы видели в Каменской. Это была моя единственная встреча с легендарным партизаном, но я навсегда запомнил его как живого и очень энергичного человека, буквально излучавшего неиссякаемую нервную энергию.