Правда о России. Мемуары профессора Принстонского университета, в прошлом казачьего офицера. 1917—1959

Никогда не забуду наш отъезд из Новочеркасска на «фронт». После того как мы при помощи специальной рампы в задней части станции погрузили в вагоны пушки и лошадей, наш состав подогнали к платформе; в этот момент по другую сторону от нее стояло несколько грузовых платформ с телами партизан Чернецова, убитых в недавнем бою. Трупы, застывшие в самых разных позах, были свалены на платформах, как корявый сучковатый хворост. Это зрелище, естественно, произвело на наших добровольцев – в большинстве своем совсем юных студентов и школьников, впервые в жизни видевших мертвые тела, – самое угнетающее впечатление. Мне кажется, что какие-то большевистские доброжелатели, которых среди железнодорожных рабочих было немало, намеренно поставили два поезда рядом – локомотив, чтобы развести их, не могли найти до тех пор, пока все мы не были готовы к отъезду на север.

За нашими приготовлениями к отъезду молча наблюдала небольшая группа гражданских. Неожиданно ко мне подошла какая-то просто одетая женщина и со словами «Это защитит вас» сунула в руку сложенный клочок бумаги и удалилась. Я так и не узнал, кто была эта женщина и почему она подошла именно ко мне.

Оказалось, что на бумажке переписан от руки текст, представлявший собой, по всей видимости, древнюю молитву; наверное, женщины-казачки в прошлом вручали такие своим уходившим мужчинам в качестве оберегов. Меня глубоко тронул поступок этой женщины, особенно в сложившихся обстоятельствах. Эту бумажку с молитвой я носил при себе вплоть до конца Гражданской войны.

Она и до сих пор хранится у меня – измятый, чуть ли не рассыпающийся клочок бумаги размером 4,5 на 2,5 дюйма между двумя листами прозрачного пластика. Обе его стороны покрыты не слишком легко читаемыми письменами, часть из них еще можно различить:

«…Боже Небесный… сохранит от меча в битве… укроет покровом Своим и возьмет под крыло Свое… защитит от страха перед ужасами ночи, стрелами летящими и демонами полуночи… пусть не затронет тебя зло, а тело твое раны; ангелам Его будет велено хранить тебя на всех путях твоих; они поднимут тебя на руках своих, когда… наступишь ли ты на гадюку, на василиска[59] или на гадов ползучих… если ты воззовешь ко Мне именем Моим, я услышу тебя… и возвышу тебя на протяжении дней твоих…»

Капитан Коньков попросил направить его отряд в любое место боевых действий, кроме направления на Каменскую, поскольку ни он сам, ни лейтенант Краснов, ни я не хотели стрелять в своих бывших подчиненных из Гвардейской батареи. Выполнить его просьбу оказалось несложно, так как главная опасность в данный момент исходила от Дебальцева и шахтерских районов к западу от него – оттуда, где передовой отряд красногвардейцев занял станцию Гуково и угрожал теперь железнодорожному узлу Зверево и тыловым позициям остатков партизан Чернецова, удержавшихся в северной части района Лихая – Каменская (см. карту Д). После разгрома отряда давление на них уменьшилось. Как мы узнали позже, операция против капитана Чернецова и его зверское убийство Подтелковым потрясло многих казаков, которые поначалу были настроены пробольшевистски. В большинстве своем такие казаки разошлись по домам и оставили красногвардейцев сражаться в одиночестве. В частности, наша лейб-гвардии Казачья батарея перестала существовать как воинская часть сразу же после бегства Суворова.

В ту же ночь мы прибыли в Зверево и подготовились поддерживать своих артиллерийским огнем; с рассветом эскадрон Новочеркасского кавалерийского училища собирался атаковать Гуково. Мы должны были вести стрельбу из своих полевых орудий с открытых грузовых железнодорожных платформ, на которых они были установлены. Мы занимались этим уже три недели боев, в течение которых нам ни разу не пришлось даже вывести лошадей из вагонов. На этот раз, однако, нам вообще не пришлось стрелять. Незадолго до рассвета спешенные юнкера захватили станцию Гуково внезапной атакой. Так что нам оставалось только развести пары и подойти к станционной платформе, которая вся была завалена неприятельскими трупами и представляла собой малоприятное зрелище.