Правда о «Титанике». Участники драматических событий о величайшей морской катастрофе

Такими были люди, с которыми приходилось иметь дело Старине Неду. Поскольку раньше он сам был кочегаром, он знал все их уловки и ничего не боялся. Высокий, умный, он ни на миг не терял бдительности. Идеального атлетического сложения. Глаз как у орла, огромный нос, который ломали столько раз, что он уже и не помнил. Двигался он медленно, голоса почти не повышал. Правда, голос его был зычным и вырывался из самой середины груди.

В конторе толпятся несколько сотен крутых парней, которые собираются наняться на судно. Нед, возвышаясь над самыми высокими, проходит в дверь и быстро, не останавливаясь, идет вперед, расшвыривая всех с дороги. Он похож на большой корабль, взрезающий мелкие волны, которые пытаются его удержать. Одного отпихнет плечом, второго — локтем. Не медлил он и с оплеухами, которые отвешивал, замечая чье-нибудь не слишком почтительное выражение; иногда он отправлял кого-нибудь в нокаут. Если противнику хватает ума, он быстро отскакивает в сторону, не обращая внимания на ругательства в свой адрес. Добравшись до стола, Нед быстро говорит: «Все назад!» И кочегары, сжимающие в руках расчетные книжки, послушно отступают. Ибо да будет известно, что набирают полную команду. А желающих занять свободные вакансии много. Даже кочегары из «страшного Бутла» с уважением смотрят на человека, которому удалось заслужить доверие Неда и Нед выбрал его в команду почтового парохода. В целом народ там был злобным и угрюмым; хотя Нед считался хозяином за расчетным столом, в районе доков в каком-нибудь темном углу дело могло обернуться совсем по-другому. Зато в радиусе мили от конторы не было ни одного паба, куда он не мог бы войти и его бы, захоти он, не угостили таким количеством пива, что в нем можно было утопить человека. Ни один кочегар, сходивший на берег с почтового корабля с жалованьем в кармане, не мог перепить Старину Неда. Даже чикагский гангстер мог бы позавидовать тому почтению, каким окружали Старину Неда после того, как он нанимал команду на очередное судно.

Поскольку на «Океанике» имелись комфортабельные кубрики и ванные, более того, из Саутгемптона теперь отходили почтовые корабли, нанимать людей жестких надобности не было. Повторяю, «Океанию» представил такой резерв мощи, который позволял развивать устойчивую скорость. Более того, рекорды постоянной скорости, поставленные «Океаником», так и не были превзойдены. Два последовательных рейса продолжительностью три с лишним тысячи миль — и ни минуты разницы! Три последовательных рейса — и лишь минута разницы между временем, когда он покинул Сэнди-Хук (Нью-Йорк) и проходил Вулф-Рок на острове Силли.

Мы направлялись домой в судьбоносный день 4 августа 1914 года, когда получили краткое сообщение о начале военных действий, и нам посоветовали «отклониться от привычных путей». Мы отклонились от курса, так как не видели ничего смешного в том, чтобы попасть в плен на таком замечательном судне, как «Океанию», в самом начале войны. Оцените наше беспокойство, когда, приближаясь к побережью Ирландии, мы заметили на горизонте мачты и трубы двух кораблей — судя по всему, крейсеров. Нас волновал единственный вопрос: чьи это крейсеры? Как бы там ни было, пришлось подойти ближе и надеяться, что там не немцы. Мы решили рискнуть и вздохнули с облегчением, когда над краем моря наконец показался белый вымпел.

Гарольд Брайд Захватывающая история радиста

Интервью выжившего радиста Брайда репортеру «Нью-Йорк тайме», который вместе с господином Маркони навестил его в радиорубке «Карпатии» через несколько минут после того, как пароход причалил к пирсу. Это самый яркий и самый важный рассказ из всех, опубликованных в те напряженные дни, которые последовали за катастрофой.

Во-первых, публика не должна выдвигать никаких обвинений из-за того, что многие радиограммы, связанные с катастрофой «Титаника», так и не дошли до берега. Я наотрез отказался передавать депеши в газеты, потому что в первую очередь необходимо было передать личные сообщения с трогательными словами и выражением горя. Мы передавали радиограммы на «Честер», а их радисты отсылали их дальше. Радисты на «Честере» работали откровенно плохо. Они знали американскую систему Морзе, а в европейской системе разбирались кое-как. Они до предела истощили наше терпение. Мне наконец пришлось отказаться от их помощи, потому что они работали очень медленно. Мы сами передавали послания родственникам погибших. Сегодня мы передали 119 личных сообщений, а вчера — 50.

После того как меня подняли на «Карпатию», вначале я попал в госпиталь. Я пробыл там десять часов. Потом мне сказали, что радист «Карпатии» «странно себя ведет» от избытка работы. Меня спросили, могу ли я подняться и помочь. Тогда я не мог ходить. Казалось, что обе ноги у меня сломаны. Я встал на костыли и пошел в рубку; кто-то меня поддерживал.