— Знаете, Кеша, мне захотелось вас повидать, поговорить с вами… Серьезно… очень серьезно.
— Захотелось… Серьезно? Это хорошо. Чем серьезнее, тем лучше.
— Завтра утром я свободна.
— И у меня выходной день.
— Я буду на пляже.
— Ах, на пляже? — встревожился Крошкин.
— Да, против водной станции, возле питьевого фонтанчика. И мы с вами заплывем.
— Как это заплывем?
— Далеко-далеко. Заодно покажете мне место, где вы сорвали цветы. Хотите?
— Батюшки! Совсем забыл! Какое несчастье!
— Что случилось?
— Я же завтра не могу. Завтра буду вкалывать…
— Не поняла. Что будете?
— Я говорю: буду трубить…
— Трубить? Вы что, музыкант?
— Кто музыкант? Я-то? Музыкант, конечно! Я гармонический человек!
— Жаль, что так получилось. Спокойной ночи.
— Спокойной ночи.
Крошкин отпускает кнопку. Экран гаснет. Он грустно смотрит на свое отражение в нем.
— Заплыл! — говорит он сокрушенно.
— Добрый вечер! — Крошкина окликает студент, с которым он разговаривал на стоянке машин. — Что это вы стоите точно в воду опущенный?
— Кто в воду опущенный? — вздрагивает Крошкин. — А, привет, — узнает он своего собеседника. — Да тут, понимаете, один чудак познакомился с девушкой, расхвастался, назвался пловцом, а она и обрадовалась: давайте, говорит, заплывем в море. Не худо, а?
— Еще бы. Чудесное свидание.
— Так он же, утюг, плавать не умеет. Он же воды как огня боится!.. Вот что ему теперь делать?
— Одно из двух: или научиться плавать, или научиться говорить девушкам правду. Пусть выбирает, что ему легче.
— Я ему так и сказал.
— А он что же ответил?
— Трудно будет, но придется.
— Что?
— Учиться плавать.
Крошкин поднимается к своей двери. Он улыбается и вдохновенно повторяет:
— Она хочет поговорить серьезно… Поговорить серьезно… Поговорить серьезно!
В этом лирическом настроении Крошкин открывает дверь.
— Стой, гад! Руки вверх! — раздается грубый окрик, сопровождаемый диким лаем.
Крошкин от неожиданности застывает с поднятыми руками.
Крошкин снимает пиджак, вешает его на вешалку и открывает дверь из прихожей в комнату. Не войти. Комната забита вещами по самые дверные косяки.
Крошкин подлезает под стол, но упирается в шкаф. Вскакивает на стол и пытается перелезть через шкаф. Предварительно проверяет рукой расстояние между шкафом и потолком.
— Слава богу, высота не два пятьдесят.
Крошкин лезет на шкаф.
Сверху открывается вид на беспорядочно забитую мебелью комнату.
Крошкин сползает вниз по тахте, поставленной под углом к шкафу, попадает ногами на металлическую поддержку для валика. Тахта валится, накрывает Крошкина. Падая, он судорожно хватается руками за пирамиду поставленных один на другой стульев. Они с грохотом сыплются на него. Крошкин выползает из-под кучи мебели, кряхтя и потирая ушибы.
Дорога пролегает теперь под кожаным диваном. Крошкин стелется, ползет по-пластунски. Торчащий гвоздь цепляет его за штаны. Распластанный на полу Крошкин не может податься ни взад ни вперед. Он пытается повернуться на спину. Не удается.
— Врешь, не возьмешь! — шипит Крошкин.
Он расстегивает ремень, делает рывок, поворачивается с боку на бок, сучит ногами… Цель достигнута… Штаны остаются под диваном. Крошкин выползает в трусиках.
На пути хрустальная люстра, положенная на пол. Крошкин, точно сквозь лианы, пробирается через гирлянды стеклянных висюлек, но попадает, как в сети, в гамак, свешивающийся с письменного стола.
Наконец Крошкин добрался до кухонного буфета, зажатого между стиральной машиной, электрополотером и телевизором. Сверху на буфете лежит кусочек хлеба. Крошкин хватает его и жадно жует.
— Нелегко здесь дается кусок! — вздыхает он.
Крошкин дергает дверцу холодильника. Она чуть отходит, но не открывается. В щель видны охотничьи сосиски, молоко, сыр…
Крошкин вновь пускается в путь по мебельно-вещевым джунглям. Он ползет, перелезает, подползает, подтягивает себя волоком. На него то и дело что-нибудь падает, его бьют дверцы шкафов, он натыкается на острые предметы…
Крошкин возвращается со шпагатом и проволокой. Петлей веревки ему удается обхватить и вытянуть сосиску. Проволокой он протыкает и достает кусок сыра. На веревочном аркане вытягивает бутылку молока…
Широкая кровать из-за тесноты поставлена под углом к стене. Низ ее прижимает холодильник-бар с раскрытой дверцей. Он включен.
Крошкин ложится, вернее, становится вдоль кровати и засыпает. У него тотчас подгибаются ноги. Крошкин выпрямляется и вновь засыпает. Ноги снова подгибаются.
— Неудобно. Хорошо, что я не женат.
Крошкин поворачивается на другой бок. Теперь, когда он заснул и пошевелил ногами, они проскальзывают в холодильник. Крошкин просыпается, вскакивает.
Закутавшись в одеяло и волоча за собой подушку, он ищет ночлега.
Ложится на свободный квадрат паркета. Однако ноги приходится поднять выше головы.
Садится на свободный кончик кресла. Слишком узко.
Пробует свернуться калачиком на шкафу. Не улежать — опасно.
Отчаявшийся Крошкин выходит в заставленный вещами коридор, прислоняется к свободному простенку, кладет под голову подушку и, завернувшись в одеяло, засыпает стоя. Одеяло сползает вниз.
— Лошадь на моем месте отлично выспалась бы, — вздыхает Крошкин.