Правду! Ничего, кроме правды!!

Он обращает внимание на небольшую белую дверь и открывает ее… О, радость! Это туалет. Он сверкает кафелем. Он уютно пуст от вещей. Крошкин энергично запахивается в одеяло, садится на пластмассовую крышку унитаза, кладет на эмалированный ящик подушку, склоняет на нее голову и блаженно засыпает.

Проходная автозавода. Крошкин вместе с другими рабочими входит на территорию завода. Все одеты как обычно. Крошкин же в старой, замасленной робе. На голове у него кепчонка, измятая, точно она полдня пролежала на мостовой.

Крошкин подходит к массивной стальной двери с надписью: «Штамповочный цех». Возле двери звонок. Крошкин нажимает кнопку. Дверь отходит. Из-за нее появляется молодой человек в джинсах и в легкой рабочей рубашке.

— Приветик! — бодро говорит Крошкин.

— Здравствуйте! — отвечает юноша. — Я вас жду с нетерпением.

— Почему это?

— Я тут временно… Но мне тяжело. Исполнители здесь капризные.

— Недисциплинированность, что ли? Невыполнение?

— В основном режим налажен. Но есть очень капризные.

— Гайки надо подкручивать!

— Гайки-то подкручены.

— Ну, а в случае чего — расчет! — грозно говорит Крошкин.

— Вот именно, — соглашается юноша. — К расчетам часто приходится прибегать. А я в этом как раз и слабоват.

— Ну, ничего. У меня зато рука не дрогнет. Чуть что — расчет. И порядок.

— Желаю успеха. — Юноша жмет Крошкину руку и хочет уйти.

— А как же акт? — спрашивает Крошкин.

— Какой акт?

— Приемки и сдачи цеха. Один сдал, другой принял… и так далее.

— А зачем это? — удивился юноша. — Я же говорю, что цех в порядке.

— Значит, на сплошном доверии работаем?

— Конечно.

— И никогда никаких недоразумений не бывает на этой почве?

— На какой почве?

— На почве доверия.

— На почве доверия недоразумений не бывает. Вам разве это не нравится?

— Нет, нет, что вы! Я-то как раз на одном доверии и живу…

— Ну, еще раз желаю успеха, — говорит юноша и уходит.

Крошкин входит в цех.

Огромный цех безлюден. Ни одного рабочего.

Бесшумно движется конвейер. Бесшумно работают рычаги, поднимающие и закрепляющие детали.

Операций много: из подъемника поступают листы металла, один за другим они текут на штамповку под мощные прессы, которые работают тоже бесшумно; из-под прессов выходят дверцы, крылья, капоты будущих машин; по пути следования их зачищают, сверлят, стачивают, соединяют, сваривают… Посреди цеха, как капитанский мостик, высится пульт управления. На пульте сверкают тысячи кнопок. Черные приборы сияют белыми полумесяцами циферблатов, будто строй улыбающихся негров… Таинственно подмигивают глазки индикаторов. На телеэкранах пляшут зигзаги и волнистые линии, вспыхивают цифры…

Крошкин остановился на пороге. На лице его каким-то образом уживаются выражения растерянности, восхищения и остатки напускной самоуверенности. Но это длится недолго. Овладев собой, Крошкин принимает важную осанку и громким голосом спрашивает:

— Есть кто живой?

Молчание.

— В молчанку будем играть, когда начальник спрашивает?

Никто не отвечает.

— Вроде сплошная автоматика тут…

Крошкин подходит к пульту управления. Поднимается на мостик, оглядывает цех.

— Никого! Одни агрегаты. Здорово работают! Красиво! А единственная личность здесь это я…

Крошкин проводит рукой по пульту.

— А это, значит, пульт личности.

Он садится в вертящееся кресло, кладет ноги на поручни и свободно разваливается.

Неожиданно из динамика раздается голос:

— Рапортует главный пресс. План выполняется на сто пять процентов.

— Хитро придумано, — ухмыляется Крошкин, — все показатели записываются на пленку.

Снова голос:

— Докладывает служба техники безопасности. Все спокойно. Все спокойно. Перегревов и превышения давлений нет…

— Ну и слава богу, — одобряет Крошкин. — Следите, чтобы и впредь порядочек был.

Голос:

— Докладывает конвейер. Ритм обработки деталей ускорен автоматическим регулятором на одну десятую.

— Инициативу одобряю, — заявляет Крошкин. — Валяй перевыполняй! Отмечу в приказе…

Вдруг вспыхнул телеэкран, и Крошкин увидел лицо диспетчера.

— Здравствуйте, — говорит диспетчер, — вы уже приступили?

— Здравствуйте. Приступил я, — робко отвечает Крошкин, встав и приняв деловой вид.

— Доложите диспетчерской, как работает цех?

— Цех-то? Хорошо работает, — не без гордости сообщает Крошкин. — Коллектив у нас здоровый. Энтузиазм, само собой. И, конечно, подъем… Все как положено.

— Какой подъем? Конкретнее. Что это значит?

— Да ничего это не значит. Фраза такая. А конкретно — план на сто пять процентов выполнен…

— В этом, действительно, ничего небывалого нет.

— Есть мнение, — важно говорит Крошкин, — ускорить ритм на одну десятую. Как думаете?

— Вам виднее, — говорит диспетчер, — но, по-моему, это слишком большое ускорение.

— Нет, ничего. Можно… Я лично прослежу.

Телеэкран погас.

Крошкин снова кладет ноги на поручни пульта и продолжает мечтать.

Вдруг из динамика послышался голос:

— Говорит служба техники безопасности. Усиливается вибрация прессов!

— Ничем не могу помочь. Придется потерпеть, — спокойно заявляет Крошкин в ответ, — я ведь руководитель, а не ремонтник.

— Усиливается вибрация прессов…