Правду! Ничего, кроме правды!!

— Обойдется, — успокаивает Крошкин невидимого собеседника, — за мою смену станины не растрясет, а потом кто-нибудь наладит.

Голос из другого динамика:

— Говорит пневматика. Не хватает воздуха! Не хватает воздуха!

— А ты не темни, не темни! Работай! — говорит Крошкин.

— Не хватает воздуха!..

— Чего-чего, а воздуха всем хватает…

Голос из третьего динамика:

— Говорит система смазки. Подайте больше масла! Подайте больше масла!

— А сахару не надо?! — разозлился Крошкин. — Ишь раскричались!

— Подайте больше масла!

— «Подайте! Подайте!» — я нищим не подаю. Зря шумите. Ничего не будет.

Зажигается диспетчерский экран. На нем встревоженное лицо диспетчера.

— От ваших агрегатов идут аварийные сигналы. Срочно примите меры.

— Сейчас примем. Одну минуту! Экран погас.

Крошкин беспомощно оглядывает рычаги и кнопки пульта…

— Черт вас знает, что с вами делать?! Эх, люди! Не могли автоматику до полной самостоятельности довести.

Голоса из динамиков:

— Усиливается вибрация!

— Не хватает воздуха!

— Перегрев резцов!

— Подайте больше масла!

Крошкин заметался глазами по пульту. Он начинает вертеть колеса, нажимать кнопки, включает рубильник… В ту же секунду раздается неистовый треск, и над рубильником пробегает молния.

Крошкин в ужасе отпрянул и скатился с лесенки. На полу он задел рычаг подающего механизма. Мощные лапы, одетые в мягкие штемпельные подушки, подхватили его и бросили, на конвейер. Вопящего и барахтающегося Крошкина потащило в направлении прессов.

Крошкин пытается бежать. Поднявшаяся навстречу скоба сбивает его с ног…

Цех работает теперь шумно. Лязг, скрип, скрежет, удары, звон…

— Помогите! — вопит Крошкин. — Спасите!

Конвейерная лента проходит через бассейн охлаждения. Крошкин летит в холодную воду. Лента волочит его дальше на вибрирующую решетку для стряхивания опилок и стружек с проходящих деталей.

Крошкина протрясло в ней и потянуло дальше. Его переворачивают на спину. На него опускаются рычаги с датчиками приборов. Слышен голос:

— Рапортует группа анализа материала. По конвейеру движется посторонний предмет весом в семьдесят пять килограммов, химический состав: воды шестьдесят пять процентов, белка пятнадцать процентов, жиров десять процентов, углеводов один процент, золы пять процентов, железа всего пятьдесят семь тысячных процента… Материал совершенно негодный.

— Правильно! — вопит Крошкин. — Негодный я! Негодный! Отпустите!

Могучие зажимы переворачивают Крошкина на живот, сверху на него опускается большой штемпель и отпечатывает на заду слово «Брак».

Взглянув на приближающиеся вальцы пресса, Крошкин в отчаянии бормочет:

— Ой, что это из меня сделают: дверцу или крыло?

В это время на Крошкина опускаются цанги, укрепленные на подъемной стреле…

— Некачественный материал пошел в отходы, — говорит голос из динамика.

— Лишь бы не в переплавку, — бормочет Крошкин.

Мощная стрела поднимает его высоко над конвейером, несет через гремящий цех, проносит над пультом…

— Прощай, мой пульт! — машет рукой Крошкин.

На небольшой высоте цанги разжались, и Крошкин летит на кучу витых металлических стружек…

Вскочив и отряхнувшись, Крошкин, осторожно лавируя между машинами, шлангами, проводами, рычагами, пробирается к выходу из цеха.

Крошкин открыл дверь и шмыгнул в коридор.

Он быстро оглядывается по сторонам. На подоконнике стоит ящик с инструментами. В нем увесистая деревянная колотушка. Крошкин берет колотушку, замахивается, зажмуривает глаза и сильно ударяет по пальцу.

Крошкин в амбулатории завода.

Молоденькая практикантка бинтует ему палец, то и дело оглядываясь на медсестру. Заканчивая бинтовать, девушка с наивной назидательностью сообщает Крошкину:

— Девяносто девять процентов травм подобного рода связаны с нарушением элементарных правил техники безопасности.

— Виноват, — смущенно оправдывается Крошкин.

— Значит, вы больше никогда-никогда не будете нарушать? — улыбнулась девушка, обрадованная эффективностью своего наставления.

— Больше вы меня тут не увидите, — искренне заверяет Крошкин.

Медсестра, довольная работой практикантки, улыбаясь, отходит к своему столу.

— Вот и готово. Всего хорошего, — говорит девушка.

— Зачем мне «всего хорошего»? Мне бюллетень надо.

— Бюллетеней у нас не дают, — растерялась девушка.

— Как это не дают? Это что же, первобытный коммунизм?! Там тоже так было — мамонт тебя забодает, а бюллетня не дают!

— Слушайте, при чем же тут мамонт! — заволновалась девушка. — Слушайте… каждый может уйти домой, если он себя плохо чувствует. Доложить диспетчеру, и все.

— Товарищ шутит, милочка, — улыбнулась медсестра.

— Точно, это была шутка такая… — говорит Крошкин и, кланяясь, пятится к двери.

В коридоре, за дверью амбулатории, Крошкин разглядывает завязанный палец.

— Зря, выходит, трахнул себя по пальцу. Не могут для новичков издать путеводитель по новой жизни! — с укором говорит он. — Эдак, по неопытности, можно себя насмерть зашибить!

В комнате все еще тесно, но многочисленные вещи уже кое-как расставлены.

Лучи яркого солнца бьют через окно в лицо Крошкина, спящего на кровати. Крошкин просыпается, потягивается и садится на край постели.