Праведница

– Святая Уайль, что такое… геор-гиня?

– Не геор-гиня. Герцо-гиня. Эм, полагаю, это вроде придворной особы…

– Вы смертная придворная? – подала голос за спиной грубиянка Твигги. На мгновение Пиппа готова была поспорить, что что-то дернуло ее за локон волос.

Она вздрогнула.

– Мои родители были придворными. Вроде того.

– Тогда значит, что и вы тоже, разве нет? – спросил Твилли снова, скрестив руки на груди. А потом он присвистнул, и все остальные феи замерли, остановив работу, в ожидании указаний.

– Полагаю, что так, – сказала Пиппа. – Согласно традициям. Но я…

– Что ж, тогда вам просто необходима корона. – Никси поспешил прочь, всплеснув руками и приказывая остальным продолжать работу. – Мои маленькие гранды, лорды и леди, теперь наша задача не просто нарядить смертную палку, что зовется невестой Арджуна, а нарядить придворную геор-гиню!

– Геор-гиню? – переспросил фиолетовый никси писклявым голосом.

– Да, дорогуша, – ответил Твилли. – Она смертная придворная.

Все снова засуетились.

Пиппа вскинула руки, собираясь запротестовать.

– Твилли, я не…

В этот самый момент двойные двери покоев распахнулись, отчего все феи взвизгнули, выставив крошечные ножнички точно оружие, и оскалили клыки. Пиппа ахнула и чуть было не рухнула с табуретки, на которой стояла, однако успела в последний момент поймать равновесие.

В дверях стоял Арджун Десай, уверенно глядя на них в ответ. Вокруг него кружило другое облако никси, которые громко и звонко возмущались. Он был босиком и едва одет, его жаккардовый жилет исчез, а белая рубашка была расстегнута.

У Пиппы вспыхнули щеки. Гнев в его карих глазах был почти что физически ощущаемым. Арджун окинул ее придирчивым взглядом, точно пытался мысленно запомнить во всех подробностях…

Запомнить Пиппу, которая была едва одета.

Она не сразу сообразила, что ей следует разозлиться. Разозлиться, а не краснеть и пугаться.

– Я… я не одета! – возмутилась она, а потом тут же возненавидела себя за столь нелепые слова.

– Как и я, – ответил Арджун ничуть не смутившись. – Но мне не хотели говорить, что ты делаешь, поэтому я решил проверить самостоятельно. По опыту могу сказать, что чем меньше тварь, тем острее у нее зубы. – Он ухмыльнулся, опустив плечи, и выражение веселой скуки вернулось на его лицо в мгновение ока.

Однако работники Тильвит Тегге уже видели, как он ворвался в покои, словно рыцарь, штурмующий замок, и, несмотря на его проворную перемену в лице, всем присутствующим теперь уже стало очевидно, что Филиппа Монтроуз важна для Арджуна Десая.

Хотя Пиппа знала, что их помолвка была не более чем хитрым обманом, она не могла противиться теплу, которое разлилось в груди при мысли об этом.

Боже. Неужели ей так сильно нужно было почувствовать себя важной кому-то? Чувства ведь просто нелепая и иррациональная штука.

Арджун беспечно подошел к ней, разгоняя возмущающихся никси, спешивших следом за ним.

– Полагаю, мерки для свадебных безделушек с нас двоих можно снять и в одной комнате, – заявил он.

– Вам не следует видеть ее платье, – сказал Твилли вспыльчивым тоном. – Так ведь заведено у смертных, разве нет?

– Я не увижу ее платье, оно же еще не готово, – ответил Арджун. – И я лишь наполовину смертный, так что какая разница?

– Если это важно для геор-гини, то важно и для меня, – заявил никси, подлетев поближе к Арджуну, чтобы сердито уставиться ему в лицо.

– Для кого? – Тот повернулся к Пиппе.

Пиппа поморщилась. Она хранила титул семьи в секрете с тех самых пор, как прибыла в Новый Орлеан. И не потому, что скрывалась. Просто правда вызывала у нее невыносимое чувство стыда. Герцог Ашмора был теперь никем. Сидел в тюрьме, где и проведет ближайшие двенадцать лет за то, что совершил поджог и обманул налоговую. Его преступления были столь наглыми, что даже королевский двор отказался ему помогать.

Если бы каждый в Англии знал, кем была семья Пиппы, люди бы таращились на нее так, словно у нее выросла вторая голова. Пока Пиппа путешествовала через Атлантический океан, она решила для себя, что будет куда проще передвигаться по миру анонимно.

– Они думают, что я герцогиня, – сказала Пиппа с виноватой улыбкой.

Твигги снова дернула ее за волосы, отчего Пиппе пришлось стиснуть зубы, чтобы не вскрикнуть.

– Ты же сказала, что твоя мать геор-гиня, смертная! – воскликнула оранжевая фея. – Ты нам что, наврала?

Пиппа подумала, а не солгать ли и сейчас. Но зачем? Какая по большому счету разница? Ей потребовалось несколько месяцев, чтобы свыкнуться с произошедшим, однако отец не может навредить ей теперь, как не может и помочь.

Она сделала все, чтобы в ту ночь, когда она устроила пожар в кабинете, его участь была решена.

– Нет, – ответила она. – Я сказала правду. Моя мать и правда герцогиня. А отец герцог.