Полукруглая стена слева от Пиппы была украшена рисунками, которые она не могла издалека разглядеть. А некая огромная фреска, изображающая лес на закате, украшала стену справа от нее. Одно-единственное кресло и подставка для ног, вырезанные из светлого ясеня, стояли у каменного камина, а рядом лежал шерстяной ковер, расшитый золотыми и серебряными нитями, изображающими лучи солнца. За спиной у Пиппы на невысоком пьедестале стояла огромная кровать, изголовье которой украшала резьба в виде переплетающихся лоз плюща. На кровати лежали меховые одеяла и подушки из блестящего бледно-розового шелка.
Пиппа собиралась игнорировать ложе как можно дольше.
– А где Арджун? – спросила она, снова задрожав.
– Откуда мне знать? – недовольно ответила феечка с крылышками, которые напоминали изумрудные крылышки мухи. Она посмотрела на зеленые останки разодранного платья Пиппы, которые держала в руках. – Брось в остальной мусор, – проинструктировала она другую фейри, которая мазала порезы на коже Пиппы заживляющей мазью.
– Что? – Пиппа схватилась за платье. – Вы не можете его выбросить, оно принадлежало моей…
– На выброс! – оборвала ее фейри, щелкнув пальцами. Наряд вместе с феей поменьше исчез в мгновение ока.
Беспокойство пробежало по позвоночнику Пиппы, точно ее окатили холодной водой. Она прижала руки к подъюбнику с корсетом, обняв себя за плечи. Если они попытаются отнять у нее и это, она закричит.
Она старалась дышать как можно тише, пока стояла на низеньком табурете и не меньше дюжины фей размером с ее кулак кружили вокруг нее, измеряя, бормоча что-то и работая крошечными ножничками, которые были сделаны из драгоценных камней. Обычно Пиппа находила звук трепещущих крыльев успокаивающим. Ведь одни из ее самых дорогих воспоминаний были о детстве, которое она провела в саду родного имения в Ашморе, когда пчелы жужжали у ее ушей, а аромат цветов и земли кружил голову.
– Хватит двигаться! – вскричала над левым ухом фея, ее голос был звонким и скрипучим одновременно.
– Я не двигаюсь, – сказала Пиппа сквозь стиснутые зубы. – Я только дышу. – Она схватила себя за предплечье.
– Тогда хватит дышать.
Пиппа нахмурилась.
Другая крошечная фея – Пиппа полагала, что их называют никси [66]
, – с жужжанием зависла перед ее лицом, уперев ручки в свои пышные бока. Впервые с тех пор, как Пиппа прибыла сюда, у нее появилась возможность рассмотреть одно из местных существ во всех мельчайших подробностях. Никси была размером с руку Пиппы, с оранжевой кожей и формами как у юной девушки, а крылышки у нее были полупрозрачные и разноцветные, словно разлитая на поверхности лужи нефть. На фее был тонюсенький наряд из сверкающей белой ткани. Сказать по правде, ткань казалась настолько тонкой, что у Пиппы невольно расширились глаза. Округлились как два блюдца.Она могла разглядеть…
– На что ты уставилась? – поинтересовалась никси.
– Простите. – Пиппа отвела взгляд.
Блестящие черные глазки феи прищурились.
– Правильно, извиняйся, смертная девчонка, – сказала она и сердито покосилась на талисман из серебряных и железных звеньев у Пиппы на шее. – Но твоих извинений никогда не будет достаточно.
– Твигги, прекрати, – сказал другой никси.
Этот был чуточку больше, чем все остальные. Может, размером с локоть Пиппы. Волосы у него были черные, как смоль, и торчали в разные стороны, а кожа зеленая, как горох.
– Простите их за дерзость, леди Филиппа, – сказал зеленый никси, всплеснув руками в воздухе так, словно отмахивался от непослушных мыслей. – Меня зовут Твилли, и я главный дизайнер в Тильвит Тегге. – На нем был простой багряный наряд, по фасону напоминающий тоги древних римлян. Он тоже мало чего оставлял воображению. Пиппа отвела взгляд, как только заметила… какими прекрасными формами обладал Твилли.
Он продолжал:
– Твигги часто грубит, но это лишь потому, что она у нас новенькая и неопытная. Необходимость быть безупречной порой тяжело дается. – Он положил руку на свою обнаженную грудь. – Но не мне, разумеется. Я создаю наряды для свадебных обрядов придворных уже на протяжении пяти сотен лет.
Пиппа кивнула Твилли. Она помнила предостережение Арджуна о том, что нельзя доверять никаким фейри. Однако было в Твилли нечто… убедительное.
– Я понимаю, как сложно быть безупречной, – сказала она с задумчивой улыбкой. – Даже лучше, чем вы думаете.
– Хм-м. – Крылышки Твилли затрепетали. – Но разве не все смертные ужасно небезупречны?
При обычных обстоятельствах Пиппа расценила бы подобный вопрос как дерзость. Однако впервые с тех пор как она прибыла в Сильван Уайль, с ней вели более-менее нормальную беседу. Твилли старался смотреть ей в глаза и не обращался с ней как с букашкой под подошвой.
– Так и есть, – согласилась она. – Но я полагаю, это и делает нас интересными. Моя мать стремилась к совершенству всю жизнь. Сказать по правде, ее тяга к совершенству на самом-то деле и делала ее несовершенной, потому что она никогда не была счастлива, хотя и является герцогиней.
Твилли отпрянул назад, изумленно уставившись на Пиппу фиолетовыми глазками.