В одно мгновение он оказался выше и дома учеников, и дома мастеров и дома наставников и даже выше северных и южных башен и завис где-то если и не на уровне невидимых за облаками звезд, то уж точно на уровне этих самых облаков. Под ним и вокруг него, судя про пролетающим мимо мглистым клочьям, была зимняя ветреная ночь, но он не чувствовал холода и ветра. Ему даже казалось, что и ветер, и облака пролетают сквозь него. И неощущаемый холод проходил сквозь него. А ему оставалось лишь смотреть вниз и угадывать в спящем Приюте башни и переходы, дома и пропасти. И думать о том, что четыре вершины ромба вовсе не обязаны называться здоровьем, духом, волей или достижением цели или как-то еще. Всякий, кто добивался единства, мог придумать собственные приоритеты, а вот связать их воедино и одарить гармонией – удастся не каждому, и никакое, самое изощренное заклинание тут не поможет. Он смотрел вниз, ощущал, что где-то уже довольно далеко его неугомонные, но уставшие друзья в тайном подземном ходе у каменной плиты, за которой бушует незамерзающий поток реки Звонки, собираются присесть и перевести дух, а может быть и поспать, пусть и не в тех условиях, в которых в комнатах и кельях Приюта спят наставники, мастера и ученики, и даже все еще неопределенный Тисом среди них враг. Он разглядывал силуэты пропастей и скал, которые казались черными на фоне серого в ночи снега, и думал, что когда он узнает, кто враг – все только начнется. И никакой отворот, хоть в три, хоть в тридцать три оборота не поможет отбиться от смертной магии, и для этого нужно что-то другое, даже если при этом не просто лицо будет обожжено, но и все тело, и о том, что эти поганые твари, одна из которых облепила жезл Джора, подобны бельевым вшам, только кусают больнее и могут загрызть до смерти, но они не созданы кем-то, а вызваны и приручены. Он думал о том, что самое страшное, самое невыносимое, это не тяжелая рана, не проигрыш, даже не смерть, а потеря памяти. О том, что ни единого дня из прожитых им, ни единого часа он не хотел бы забыть. И о том, что сейчас, перед одним из самых важных испытаний в его жизни, он впервые чувствует себя неготовым, пока вслед за этими мыслями еще какие-то образы и картины не полились на него водопадом, пока он не захлебнулся ими и не понял, что стоит на верхнем ярусе средней башни. Не там, где обычно тянет свою службу зоркий стражник Айран. И не во внутреннем сумеречном зале, где выстроились в посмертный ряд последние защитники Стеблей и стоит склеенная из кусков магическая ваза, а на крыше этого призрачного яруса, и вокруг него не ночь, а день, а все пространство за Козлиной пропастью заполнено людьми, которые подтаскивают бревна, рубят их, шкурят, перекидывают и собирают из них в Медвежьем урочище или поселок или даже не слишком большой деревянный город.
– Что это? – спросил он у матери, которая стояла рядом.
– Это маола, – ответила она. – У них больше нет дома. Он разрушен и осквернен. Им надо где-то остановиться, и они решили остановиться здесь.
– Но почему они строят дома из бревен? – спросил Тис. – Разве они не должны строить их из камня? Мне кажется, я видел в видении Фоскад. Он был каменным.
– Они знают, что это ненадолго, – ответила мать. – На два или три года, четыре или пять лет. Вряд ли больше.
– А что будет через два или три года, четыре или пять лет? – спросил он у нее.
– Смертный ужас, – ответила она и посмотрела на него. Такая же, как и в тот последний день. Чуть встревоженная, но прекрасная и сильная.
– Где Глик? – спросил он, хотя хотел спросить, где отец.
– Рядом со мной, – ответила она, странно махнув рукой, и Тис понял, что сейчас он должен видеть только ее.
– Что мне делать? – спросил он.
– Быть моим сыном, – ответила она, выделив слово «моим».
– Я твой сын, – прошептал он, подумав вдруг, что впервые смотрит на мать не снизу вверх, а как на человека одного с ним роста. – Где ты?
– В тебе, – ответила она.
Тис проснулся в слезах. Какое-то время он просто лежал в постели, потом схватился за кисет и на ощупь определил, что ключей стало на один меньше. И вновь он не мог осознать, что открыл этим ключом, какие знания или умения приобрел. Что это за безмолвие? Или это способность не болтать попусту?
Он поднялся, посмотрел в окно, понял, что до завтрака осталось не так уж много времени, увидел в окно возвращающихся с зимней пробежки учеников во главе с Пайсиной и Юайсом и отправился в помывочную. На завтраке к нему подошла Сиона. Она окинула взглядом пустой стол и строго посмотрела на Тиса:
– Где?
– Ты о ком? – сделал недоуменное лицо Тис.
– Где твои друзья? – повторила Сиона. – Только не притворяйся дураком. Тебе это не идет. Мне уже пора бить тревогу?
– Нет, – замотал головой Тис. – В данный момент они спят. И, думаю, проснутся не раньше полудня. У них была трудная ночь.
– Они спят у себя в комнатах? – спросила Сиона.
– Нет, – признался Тис.
– Ты думаешь, я это так оставлю? – прищурилась Сиона. – Или рассчитываешь, что они опять совершат какой-нибудь подвиг и их будут носить на руках?
– А их носили? – удивился Тис.