Слепота Гомера не одарила его сверхъестественными способностями. Она не сделала его проницательнее и не наделила умением видеть то, что скрыто в характерах других животных. Однако она открывала лучшее в тех, кто окружал его. Нашим друзьям было известно, что парочка, которая принесла Гомера в ветеринарную клинику, настаивала на его усыплении. Еще десяток других людей, не раздумывая, отказались приютить его. Такое положение вещей неминуемо разбивало всех, причастных к судьбе Гомера, на два лагеря: «мы» и «они». Быть одним из «нас» означало осознавать всю незаурядность Гомера, быть к нему добрее и не отвергать его, несмотря на его несходство с остальными. Это значило быть лучше и выше «них», отказавшихся от него.
Кошки по своей натуре — хищники-одиночки. Так по-научному зовется то, что может наблюдать каждый из нас. Они куда независимее собак, предпочитают со всем справляться самостоятельно и, в отличие от собак, любят оставаться наедине с собой.
На воле собаки собираются в стаи. Кошки же охотятся поодиночке или образуют нестабильные социальные группы, ориентированные больше на соблюдение территориальных границ друг друга, нежели на совместную добычу пищи.
Гомер всегда был «стайным». Инстинкт, куда более острый, чем у большинства кошек, подсказывал ему: безопасность зависит от размера стаи. А его стаей стали люди. Я была вожаком, и того, кого представляла Гомеру, он безоговорочно считал своим. Все до единого полагали, что именно этот котенок будет отличаться
Мне припомнилось, как однажды, когда я выпутывала перепуганного Гомера из паутины шерстяного платка, кто-то из моих приятелей подивился вслух несвойственному мне долготерпению. Замечание это заставило меня призадуматься. Впервые в жизни мое терпение отметили — потому, вероятно, впервые, что как раз терпением-то я и не отличалась. Не то чтобы я не
Но с Гомером мне не приходилось напрягаться или переступать через себя. Все, что бы я ни делала, получалось словно бы само собой.
Со своей стороны, Гомер тоже особо не философствовал. Ему было известно лишь то, что он счастлив и любим. И с течением лет он будет делать вещи, которые продолжат удивлять меня все больше и больше.
Но самые невероятные события и вовсе совершались без его участия. Они случались просто потому, что он был рядом.
Глава 5. Еще один котенок в доме?
Пока Гомер носил швы и ошейник, от Скарлетт и Вашти его нужно было держать подальше. Маневр оказался не из простых. Требовалось выделить Гомеру достаточно времени и места для ознакомления с новым домом. Одновременно надо было нейтрализовать Скарлетт и Вашти, причем так, чтобы они не ощутили нехватку любви и внимания из-за появления нового котенка. В теории это выглядело легче, чем на практике. Когда дома была Мелисса, можно было оставить Гомера с ней при условии, что они закроются в ее спальне, а на оперативный простор выпустить Скарлетт и Вашти. Когда же Гомеру или Мелиссе, а то и обоим сразу, надоедало сидеть в заточении, я шикала на кошечек, загоняла их в свою спальню и выпускала на волю Гомера. Если ночь заставала Скарлетт и Вашти в моей спальне, я выпроваживала их под благовидным предлогом, а к себе забирала Гомера.
Поскольку эта процедура повторялась изо дня в день, я вскоре стала напоминать себе любвеобильного героя французского фарса, который только и занят тем, что открывает и закрывает разные двери, стремясь не допустить роковой встречи жены и потенциальной любовницы. Дошло до того, что при скрипе двери, ведущей в спальню, мне стали чудиться желчные взгляды Скарлетт и Вашти. «А мы всё знаем», — казалось, говорили они.
Скарлетт такой порядок вещей вполне устраивал. А вот с Вашти, которой едва исполнился год, все было сложнее. Кошечкой она была общительной, а общаться она больше всего любила с людьми и прежде всего со мной. Она не следовала за мной по пятам, как Гомер, однако до его появления в нашем доме переходила за мной из комнаты в комнату. Ночи она проводила, свернувшись калачиком у меня на подушке. Прошла всего неделя, как от этой самой подушки ее отлучили, и Вашти заметно помрачнела.