Читаем Правила счастья кота Гомера. Трогательные приключения слепого кота и его хозяйки полностью

Зато Скарлетт у нас слыла кошкой независимой. Уже в два года она давала основания нелюбителям кошек всех мастей усматривать в ней даже некоторую надменность, которая граничила с чопорной нелюдимостью, если не сказать брезгливостью, свойственной не просто «сливкам», а «взбитым сливкам» общества. Видели бы вы, что происходило, когда кто-то норовил ее погладить, приласкать или иначе покуситься на ее личное пространство. По этой причине у Скарлетт возникали серьезные нелады в такой сфере, как «связи с общественностью». Даже моя близкая подруга по колледжу Андреа, жившая в Калифорнии в компании двух своих кошек, обозвала Скарлетт «несносной».

Вставая на защиту Скарлетт, я ловила себя на том, что своей аргументацией чрезвычайно напоминаю безропотную подругу провинившегося бойфренда, которая пытается оправдать его в чужих глазах. «Ты ее просто не знаешь! Когда мы вдвоем, она такая милая и ласковая!» И ведь правда: Скарлетт и впрямь была не прочь проявить чувства наедине. Она могла потереться о тебя спинкой и немного помурчать. Духовной близости способствовали такие занятия, как «догони бумажный шарик» или даже заурядные прятки, но при условии, что мы играем один на один. Помимо меня к совместным играм допускалась и Вашти. Однако и ее Скарлетт приучила к тому, что играть они будут избирательно, когда сама Скарлетт к этому расположена. Во всем остальном кошка предпочитала уединение. Вынужденное затворничество, когда дом переходил в распоряжение Гомера, печалило ее не в плане ущемления свобод. Оно оскорбляло ее достоинство — как будто там, за стеной, я презрела ее общество и якшаюсь со всяким сбродом.

Не знаю, как там у других, а для меня самыми тяжкими в миротворчестве оказались утренние часы. Надо было уходить на работу и запирать Гомера в своей ванной, чтобы кошки невзначай не добрались до послеоперационных швов. Как только я заносила его внутрь, он начинал выть. Это был не жалобный кошачий вопль, знаменующий попранную свободу, а душераздирающий, проникающий до кишок животный ужас.

Как оказалось, единственное, что по-настоящему пугало бесстрашного Гомера, — это остаться одному. И тому было объяснение. Пусть сам Гомер и не осознавал, что слеп, древнейший инстинкт подсказывал ему: опасность обычно застает тебя врасплох. Тот же инстинкт давал ему понять, что, когда вокруг люди или другие кошки, опасность не сможет подкрасться незаметно. Потому-то все в нем отчаянно противилось одиночеству. Не помогало ничего. Ни обустроить особое гнездышко из ношеных вещей с моим запахом. Ни постоянно включать на волну NPR[8] радиоприемник, что лично на меня действовало очень даже успокаивающе. Слыша, как он убивается за дверью, нужно было собирать всю свою волю в кулак, чтобы не броситься вызволять его из ванной. Моим первым побуждением как раз и было распахнуть дверь, ворваться в ванную, подхватить его на руки и успокоить: мол, пока я рядом, бояться нечего. Но жалость приходилось оставлять на вечер. Зато как представишь себе, каких только страхов он ни натерпелся один, во тьме, на городских улицах, пока его не подобрали и не отнесли к ветеринару, — и вот тебе бессонная ночь. Сколько таких ночей я не смыкала глаз, прижимая его к себе и зарываясь лицом в теплую шерстку.

Наконец, через неделю после его появления в доме, наступил великий день: кажется, нить на шве рассосалась. А это означало, что можно было снять ошейник. Теперь он сам сможет вылизываться, а мне не придется подмывать его после того, как он сходит в песок. И самое главное — уйдут в прошлое все страхи одиночества.

— Хотя иногда одиночество — это даже хорошо, — предупредила я его по дороге в ветеринарную клинику, представив, какой прием может оказать ему Скарлетт.

— Мя-я-у-у-у! — отозвался Гомер из своей переноски на заднем сиденье.

* * *

Освобождение из пластиковых колодок можно было описать одним словом — экстаз. Выпущенный из переноски, в которой он путешествовал в клинику к Пэтти и обратно, Гомер не раздумывая метнулся в гостиную. Там он просто обрушился всей спиной на коврик и принялся кататься с боку на бок. Можно себе представить, как его восхищала возможность двигаться в недопустимых до этого пределах.

Скарлетт и Вашти вошли в гостиную с известной долей опаски. Отчасти кошки ожидали очередного изгнания в спальню, отчасти испытывали понятную подозрительность к незнакомцу. Гомер, который все еще катался спиной по ковру, при появлении дам вскочил и сел в положение «смирно».

Перейти на страницу:

Все книги серии МИФ. Культура

Скандинавские мифы: от Тора и Локи до Толкина и «Игры престолов»
Скандинавские мифы: от Тора и Локи до Толкина и «Игры престолов»

Захватывающее знакомство с ярким, жестоким и шумным миром скандинавских мифов и их наследием — от Толкина до «Игры престолов».В скандинавских мифах представлены печально известные боги викингов — от могущественного Асира во главе с Эинном и таинственного Ванира до Тора и мифологического космоса, в котором они обитают. Отрывки из легенд оживляют этот мир мифов — от сотворения мира до Рагнарока, предсказанного конца света от армии монстров и Локи, и всего, что находится между ними: полные проблем отношения между богами и великанами, неудачные приключения человеческих героев и героинь, их семейные распри, месть, браки и убийства, взаимодействие между богами и смертными.Фотографии и рисунки показывают ряд норвежских мест, объектов и персонажей — от захоронений кораблей викингов до драконов на камнях с руками.Профессор Кэролин Ларрингтон рассказывает о происхождении скандинавских мифов в дохристианской Скандинавии и Исландии и их выживании в археологических артефактах и ​​письменных источниках — от древнескандинавских саг и стихов до менее одобряющих описаний средневековых христианских писателей. Она прослеживает их влияние в творчестве Вагнера, Уильяма Морриса и Дж. Р. Р. Толкина, и даже в «Игре престолов» в воскресении «Фимбулветра», или «Могучей зиме».

Кэролайн Ларрингтон

Культурология

Похожие книги

Текст
Текст

«Текст» – первый реалистический роман Дмитрия Глуховского, автора «Метро», «Будущего» и «Сумерек». Эта книга на стыке триллера, романа-нуар и драмы, история о столкновении поколений, о невозможной любви и бесполезном возмездии. Действие разворачивается в сегодняшней Москве и ее пригородах.Телефон стал для души резервным хранилищем. В нем самые яркие наши воспоминания: мы храним свой смех в фотографиях и минуты счастья – в видео. В почте – наставления от матери и деловая подноготная. В истории браузеров – всё, что нам интересно на самом деле. В чатах – признания в любви и прощания, снимки соблазнов и свидетельства грехов, слезы и обиды. Такое время.Картинки, видео, текст. Телефон – это и есть я. Тот, кто получит мой телефон, для остальных станет мной. Когда заметят, будет уже слишком поздно. Для всех.

Дмитрий Алексеевич Глуховский , Дмитрий Глуховский , Святослав Владимирович Логинов

Современная русская и зарубежная проза / Социально-психологическая фантастика / Триллеры / Детективы
Птичий рынок
Птичий рынок

"Птичий рынок" – новый сборник рассказов известных писателей, продолжающий традиции бестселлеров "Москва: место встречи" и "В Питере жить": тридцать семь авторов под одной обложкой.Герои книги – животные домашние: кот Евгения Водолазкина, Анны Матвеевой, Александра Гениса, такса Дмитрия Воденникова, осел в рассказе Наринэ Абгарян, плюшевый щенок у Людмилы Улицкой, козел у Романа Сенчина, муравьи Алексея Сальникова; и недомашние: лобстер Себастьян, которого Татьяна Толстая увидела в аквариуме и подружилась, медуза-крестовик, ужалившая Василия Авченко в Амурском заливе, удав Андрея Филимонова, путешествующий по канализации, и крокодил, у которого взяла интервью Ксения Букша… Составители сборника – издатель Елена Шубина и редактор Алла Шлыкова. Издание иллюстрировано рисунками молодой петербургской художницы Арины Обух.

Александр Александрович Генис , Дмитрий Воденников , Екатерина Робертовна Рождественская , Олег Зоберн , Павел Васильевич Крусанов

Фантастика / Проза / Современная русская и зарубежная проза / Мистика / Современная проза